Ведомые 'Дракона'
Шрифт:
– Цель прямо перед нами. Заход и атака с разворотом вправо, - передаю по радио команду.
Подойдя к аэродрому, ввожу "як" в пикирование. За мной устремляется ударная группа. На стоянки вражеских самолетов обрушивается шквал пушечных очередей. За первым заходом следует второй, третий... Полк возвращается домой, оставив в Ной Рупине несколько уничтоженных вражеских самолетов.
Прилетев со штурмовки аэродрома, мы узнали о полном окружении советскими войсками Берлина. Столица фашистской Германии в "котле"!
* * *
Штаб дивизии нам снова запланировал перебазирование. На этот раз - в районе Ораниенбурга. Но какая там обстановка? И пригоден ли аэродром для посадки? Решено использовать для разведки По-2. Он может сесть на "пятачке".
Вылетаем с Анкудиновым. Берем курс на северо-запад. Чем ближе к Ораниенбургу, тем меньше наших войск. А вскоре и вообще никого не стало видно. Неужели все ушли на запад? Обстановка неясная, хоть возвращайся...
– Что будем делать? - спрашиваю Анкудинова.
– Надо взглянуть на аэродром, - отвечает он. Показался Ораниенбург. Аэродром рядом с ним. Он весь изрыт воронками.
– Американцы, наверное, постарались, - зло бросает Анкудинов. - Любят бомбить места, в которые мы должны прийти.
Делаем круг над аэродромом. На нем ни души. Но на окраине видим группу наших солдат, окруживших костер. Свои, можно садиться.
Подруливаем к большому ангару, вылезаем из самолета. Осматриваем аэродром: он, конечно, непригоден для полетов и нуждается в капитальном ремонте. Придется подыскать другой.
– Давай заглянем в ангар, - предлагает Анкудинов.
Открываем массивную дверь, входим и останавливаемся в удивлении. Ангар забит какими-то диковинными самолетами. Большими и крохотными. С крыльями и крылышками. С винтами и без них.
Впереди самолет с двумя винтами: спереди и сзади. Вдоль обоих крыльев антенные устройства.
– Ночной перехватчик, что ли? - неуверенно говорю я.
– Вроде он, - почесывает затылок Анкудинов. - Только где у него нос и где хвост?
Идем дальше. Что за чудо? Какой-то бочонок с маленькими крыльями. Мотора не видно.
– Похоже на торпеду, - замечает Анкудинов. - Только зачем ей кабина и столько приборов?
– Вот он, движок! - кричу я. - Под самым хвостом, реактивный. И пушка миллиметров тридцати.
– Смотри, да он без колес. На какой-то тележке. Как же взлетает и садится?
Мы осмотрели около десятка самолетов, находившихся в ангаре. Все они, конечно, были экспериментальными. Если бы гитлеровцам удалось наладить серийное производство, то они не замедлили бы пустить новинки в ход.
2
Окружив Берлин, советские войска начали настойчиво сжимать огненное кольцо. Фашисты оказывали упорное сопротивление, цепляясь за каждую улицу, за каждый дом. Бои, приняли ожесточенный
На помощь нашим наземным войскам пришла авиация. Она нанесла по окруженной группировке противника мощные удары - 25-го и в ночь на 26 апреля. И когда утром следующего дня мы появились над Берлином, то увидели его в дыму и огне. Особенно большой столб дыма поднимался над имперской канцелярией. Он как бы олицетворял крах фашистской тирании и возвещал о близости нашей победы.
Вражеских истребителей над Берлином не было, зато зенитки стреляли не переставая. Но мы патрулировали на приличной высоте и скорости, и огонь с земли не причинял нам вреда.
Когда группа вернулась с задания, нас встретил Пасынок. Он завидовал летавшим над Берлином и сокрушался, что ему не разрешают взглянуть на него сверху. "Баловни истории", - как-то бросил он летчикам, только что побывавшим над логовом фашизма.
– Ну, как там? - нетерпеливо спросил Пасынок.
– Дымит и огрызается...
– Скоро закончит... А знаете, хлопцы, генерал Савицкий сегодня реактивного поджег.
– Здорово! А как это было?
– Только девятка наших бомбардировщиков отбомбилась, как сзади нее появился реактивный "мессершмитт", - начал Пасынок. - Скорость у него была большая, и он уже нагонял задний бомбардировщик. Но вдруг откуда-то сверху на "мессера" свалилась пара "яков" - генерал с ведомым. Летчики сразу же открыли огонь из пушек. "Мессер" накренился и пошел со снижением. А затем из его двигателя вырвались языки пламени и повалил дым. Наверняка самолет в конце концов упал.
– Повезло генералу, - не без зависти проговорил Федоров. - Открыл счет реактивным.
– Кому бы завидовать, только не тебе, Вано, - проговорил Джабидзе, намекая на то, что на счету Федорова больше сорока сбитых фашистских самолетов.
Через два дня наш полк перелетел на берлинский аэродром Дальгов. Аэродром первоклассный, с капитальными сооружениями, надежной взлетно-посадочной полосой и даже дренажной системой. В ангарах находилось много немецких самолетов различных типов, в том числе и реактивных.
Как-то мы с Федоровым зашли в один из ангаров. В кабине реактивного истребителя сидел генерал Савицкий. На одном крыле стояли подполковник Новиков и пожилой немец в штатской одежде, на другом - главный инженер корпуса и переводчик. Между ними шел оживленный разговор. Мы подошли поближе, прислушались.
– Изучает реактивный, - шепчет мне Федоров. - Наверное, летать на нем собрался.
Да, Евгений Яковлевич Савицкий оставался верным своей привычке: как только увидит новый самолет, сразу принимается изучать его, а затем первым вылетает на нем. За это его очень уважали летчики. Он показывал пример подчиненным в освоении новой техники. А в авиации, пожалуй, больше, чем где-либо, оценивают командира по уровню его летной выучки.