Ведомые 'Дракона'
Шрифт:
– Сегодня вам пришлось тяжело. Но не рассчитывайте, что завтра будет легче. Фашисты едва ли смирятся с тем, что наши истребители у них под боком. Так что готовьтесь. Измените места стоянок самолетов, выройте побольше щелей и убежищ.
– Будет сделано, товарищ генерал!
– Скажите, Власов, реактивные самолеты сегодня не появлялись?
– Нет.
– Тогда готовьтесь к встрече. - Командир корпуса заспешил к бронетранспортеру.
Утром следующего дня майор Власов собрал руководящий состав полка. Подойдя к карте, он сказал:
– Вчера
Слушая майора Власова, мы с тревогой посматривали в окна. Туман, окутавший аэродром ночью, не собирался рассеиваться. А наземные войска крайне нуждались в поддержке авиации. Они вели тяжелые бои за Одером, на плацдармах.
– Да, товарищи, сегодня летать не будем, - сказал командир полка. - Из дивизии пришло распоряжение отдыхать.
Майор Пасынок в последние дни сильно простудился. Он гулко кашляет, каждый раз хватаясь рукой за правую сторону живота. Никак не заживает шов после операции аппендицита. Но от госпиталя отмахивается, предпочитая помощь полкового врача. Мы понимаем замполита: в такое решающее время никому не хочется лежать на госпитальной койке.
– Предлагаю осмотреть город, - негромко говорит Пасынок. - Вы обязательно увидите две Германии в одной стране. Пожалуй, мне нет нужды советовать вам, как себя вести. Долг освободителей обязывает ко многому...
Полуторка быстро домчала нас до Реппена. Сошли на окраине. Повсюду воронки от бомб и снарядов, груды кирпича и черепицы, осколки оконного стекла. Островерхие дома выглядят хмуро и, кажется, от страха тесно прижались друг к другу.
– Тендлер, какая это улица? - спрашивает Власов..
– Бисмаркштрассе.
Борис Тендлер отважился выступать в роли переводчика. Он считался лучшим знатоком немецкого языка в полку.
За углом встретили группу пехотинцев, обступивших девушку с корзиной. Солдаты что-то говорили ей, смеялись. Та смотрела на них испуганно, но не без любопытства.
– Ну, Борис, демонстрируй... - кивает Власов.
Тендлер подошел к девушке. Солдаты, очевидно застеснявшись офицеров, ушли. Минут десять длился разговор между Борисом и девушкой. Но чувствовалось, что они не очень-то понимают друг друга.
– Наверное, на уроках немецкого в шахматы играл, - бросил кто-то из летчиков.
Борис обернулся. Лицо у него красное, растерянное.
– К бабушке идет, - сказал комсорг.
– И больше ничего не узнал? Ведь столько шпрехал...
– Ничего интересного. Язык у нее какой-то чужой, вроде и не немецкий... диалект.
Его слова тонут во взрыве смеха.
– Дай-ка я попробую, - говорю Борису и перебираю в памяти известные мне немецкие слова. Чем короче вопрос, тем короче и понятнее
– Как вас зовут? - спрашиваю.
– Ингрид.
– Сколько вам лет?
– Двадцать.
– Где бабушка живет?
Девушка показывает дом напротив.
– Сколько бабушке лет?
– Восемьдесят.
Мой словарный запас иссяк, и я замолкаю.
– Скажите ей, чтобы она вела нас к своей бабушке, - обращается ко мне Власов. - Посмотрим, как немцы живут.
Я в затруднении. Откуда взять столько слов? Смотрю на Тендлера, он на меня. И оба - на девушку. Кое-как растолковали ей, чего хотим. Кивком головы она приглашает нас следовать за ней.
Входим в подъезд дома, поднимаемся на третий этаж. Стучим долго, настойчиво. Потом - долгое объяснение через дверь. Наконец открывают, и мы входим. В большой комнате несколько стариков и женщин с детьми. Около окна в кресле сидит старушка с седой головой и изможденным лицом.
– Почему много людей? - спрашиваю девушку.
– Не так страшно. Война, солдаты...
– А почему собрались здесь?
– Бабушка - коммунистка. Восемь лет была в тюрьме. - Для убедительности девушка изображает руками тюремную решетку.
Мы во все глаза смотрим на старушку. Так вот она какая! Работала в подполье, скрывалась от фашистов, прошла сквозь тюремные испытания. Как наши русские революционеры! Правильно говорил Пасынок насчет двух Германий. И если мы на первой же улице крохотного немецкого городка встречаем борца-антифашиста, то, значит, не так уж мала эта вторая, свободолюбивая Германия.
– Спросите, чем мы можем помочь бабушке, - говорит Власов. - Есть ли у нее продукты?
Мы с Тендлером словами и жестами переводим эти слова. Старушка благодарит за заботу и говорит, что немного продуктов у нее есть.
Мы прощаемся, выходим на улицу. Ингрид провожает нас, приглашает в гости.
– Кирха? - спрашиваю я девушку, указывая на башню с часами.
– Нет, ратуша.
Потом в Германии мы не раз видели такие башни. Это чуть ли не обязательная принадлежность каждого немецкого города. В ратуше находилось городское самоуправление.
Заходим в какое-то учреждение. Двери сорваны, окна выбиты. На полу, около открытого сейфа, - кучи денег. Обмениваемся мнениями:
– Похоже, банк!
– Видно, драпали без оглядки. При немецкой аккуратности и бережливости оставить столько денег...
– Ничего удивительного. Наши танкисты продвигались по восемьдесят километров в сутки!
Рядом с банком - красивый кирпичный особняк. Нижний этаж его разворочен, в стене второго - огромная дыра. Вокруг особняка крутятся ребятишки. Они с любопытством посматривают на нас, но близко подходить побаиваются. Тендлер машет ребятишкам рукой, и они робко подходят. Подаренный шоколад развязывает им языки. Показывая на особняк, они, перебивая друг друга, о чем-то рассказывают. Мы с Тендлером просим ребятишек говорить медленнее и короткими фразами. Только тогда перед нами вырисовывается событие, происшедшее у особняка.