Ведовская страсть

Соловьева Елена

— Нисколько, — просто ответила Милана. — Я прячусь в храме с тех самых пор, как наши земли завоевали варяги и посеяли на них свою религию, призывавшую истреблять всех, кто отличался от них внешне или имел способности, не доступные им.

Дмитрий ошарашенно посмотрел на собеседницу, не в силах вымолвить ни слова. Губы его беззвучно шевельнулись, но так и не задали вопрос, читавшийся в его глазах.

— Да, — подтвердила догадку Дмитрия Змиулана, — я не просто чудище, я — очень древнее чудище, родившееся во времена, когда люди еще могли общаться с миром прави

и жили по его законам. И было это давным-давно. Теперь же я, как и этот храм, пережиток прошлого, то, чего не должно существовать на земле. Мне нет места в мире яви и в сердцах людей.

— Но, тем не менее, и ты, и храм находитесь здесь: вы существуете, — произнес Дмитрий, с трудом подавив сухой спазм в горле. — Сколько же тебе лет?

— Одной из моих сущностей несколько веков, другой — нет и двадцати лет, — Милана вздохнула и потупилась.

— Как такое возможно? — напрягся Дмитрий.

— Змеи, как и другие рептилии, при наступлении неблагоприятных условий, замедляют жизненные процессы ради выживания, — пояснила Змиулана. — Я долгое, по человеческим меркам, время провела в приграничье, при этом моя физическая оболочка спала.

Дмитрий вцепился в подлокотники кресла.

— И все годы, что ты провела в анабиозе, твое тело было спрятано в этой потайной комнате?

Милана приподняла подбородок. Взгляд у нее был как у несчастного, хворого ребенка.

— Все так. Только вот если для змеиной сущности такая спячка вполне естественна, то для человека подобное ненормально.

— Теперь понятно, почему ты не можешь пользоваться ногами, — слегка усмехнулся Дмитрий, постепенно приходя в себя. — Твои мышцы атрофировались за то время, что ты спала.

— Возможно, — слегка пожала плечами Милана. — Поэтому я и стараюсь пользоваться ногами как можно реже, чтобы не перегружать их.

— Это неправильно, — высказал свое мнение Дмитрий.

Ему, уделявшему своей физической форме массу времени и сил, рассуждения девушки показались вопиющим невежеством.

— Чем чаще ты станешь пользоваться человеческим телом, тем быстрее научишься им управлять. И начать тренировки лучше всего с пеших прогулок.

Милана удивленно посмотрела на свои босые ступни, а потом перевела взгляд на Дмитрия:

— Я действительно хочу развить человеческую сторону, но не физическую, а скорее духовную.

— Можешь мне не верить, — заметил Дмитрий, — но внутреннее состояние человека во многом зависит от физического. Ты не замечала, что когда человек болен, то его легче вывести из душевного равновесия?

— Замечала, но я мало разбираюсь в вопросах физического состояния тел, — посетовала Милана.

Дмитрий был полон решимости.

— Значит, настала пора это исправить. Как ты собираешься вернуть мне способность ходить, если сама этого делать не умеешь? — спросил он и весело рассмеялся, заметив, как девушка пугливо подобрала пальцы ног. — Не волнуйся, у тебя все получится. Я даже завидую тебе, ведь это так прекрасно — чувствовать под своими ногами твердую почву.

— И у тебя получится, — отозвалась Милана, — вот увидишь! — И она улыбнулась

в ответ, показав задорные ямочки на щечках.

Дмитрию почудилось, будто от одного вида этого прекрасного зрелища у него кровь прилила к лицу.

— Скажи, а у тебя есть удобная обувь? — спросил он, чтобы побороть неловкость.

— Нет, — призналась Милана, — она мне не была нужна.

— Ничего, раздобудем, — заметил Дмитрий.

Помахал рукой и поехал в сторону поселения.

— Я обязательно приду вечером, — крикнул он на прощанье.

— Хорошо, — смущенно прошептала Милана ему вслед.

Дмитрий, как и обещал, появился на капище, едва солнечный диск стал клониться к закату. В руках он держал пару мягких кожаных туфель для Миланы. Уж чего-чего, а определить нужный размер на глаз Селиванов умел как никто другой. Будь то женская обувь или иные части дамского туалета.

Милана примеряла обновку, и Дмитрий повел ее по полю, указывая, как правильно распределять вес тела и куда лучше ступать.

— И про осанку не забывай, — покрикивал он, — походка девушки — ее козырь!

Больше часа Милана терпеливо выполняла указания Дмитрия, шагая по прогретой за день земле. Когда же ее силы были на исходе, «учитель» сам предложил ей передохнуть.

— Ты умница, — похвалил ее Дмитрий. — Теперь можешь немного расслабиться.

Милана буквально рухнула на землю. С тоской посмотрела она назад, на далекие стены храма.

Дмитрий заметил этот взгляд.

— Справишься.

— Мне в змеином обличье будет легче преодолеть расстояние, — умоляюще произнесла Милана.

— Нет, — коротко отрезал Дмитрий. — И тебе меня не разжалобить. Ты же обещала не принимать другое обличье, помнишь?

— Ты можешь пойти первым, — предложила Милана. — Тогда тебе не придется меня видеть.

— Не хитри, — предупредил ее Дмитрий. — Уговор есть уговор: ты помогаешь мне, а я — тебе.

— Ладно, — сдалась неудачливая бегунья, и устало растянулась на траве.

Дмитрий долго смотрел на нее и про себя отмечал, как прелестно выглядят светлые волосы, разметавшиеся по траве, и как высоко вздымается ее грудь придыхании.

«Надеюсь, ты не забыл, что она змея, к тому же о-о-очень старая», — ехидно заметил его внутренний голос.

«Помню! — ответил сам себе Селиванов, — как и то, что ее человеческому облику нет и двадцати».

Боясь спугнуть деву, Дмитрий перенес свое тело с коляски на землю и подкатился к теплому, пышущему юностью стану Миланы. Его нижняя половина не почувствовала разницы, но верхняя-то по-прежнему была жива и ощутила произошедшую перемену в полной мере.

Дмитрий задался вопросом: можно ли испытывать страсть, не будучи физически готовым ее удовлетворить? Что, если существует нечто большее, чем стремление получить разрядку, возносящую на вершину блаженства и тут же безжалостно сбрасывающую вниз, в пучину эгоизма и самолюбия. Может ли желание подарить радость другому заставить забыть о личном удовольствии. Или это лишь способ возвыситься в собственных глазах?