"Ведро незабудок" и другие рассказы

Богатырев Александр Владимирович

Когда я доплыл до берега и добежал до угасавшего костра, тушить уже было нечего. От шортов ничего не осталось, от рубашки — половина ворота, а от панамы треугольный обгорелыш с надписью «Петра». Из кучи пепла торчал оплавленный корпус мобильного телефона и наполовину сгоревшие сандалии.

На пожар прибежал какой-то господин. Посочувствовал кряхтением и короткой матерной тирадой. Я так и не понял, кого он осуждал: меня или того, кто сжег мою одежду.

Порассуждали о том, как это могло произойти. Решили, что кто-то из рабочих бросил окурок. Но уж больно быстро все сгорело.

Слава Богу, в телефоне сохранилась сим-карта. Господин предложил проверить, цела ли она. Мы подошли к месту его возлежания и под сочувственное хором-говорение его друзей вставили мою сим- карту в его телефон. На другом телефоне набрали мой номер. Зазвонил! Значит, цела. Значит, можно позвонить

куму и позвать его на выручку. Да вот беда, ни одного номера не помню. Что делать!? А мой выручатель шепчет мне на ухо, что у меня купальные трусы сзади порваны. Обернули меня полотенцем, и я, пообещав вскорости вернуть его, побрел к куму. Иду и думаю: «Ведь он высок и худ и одежда его вряд ли мне подойдет». И вдруг вспоминаю, что в соседнем квартале церковь, в которой служит добрейшей батюшка, отец Олег. Короткими перебежками добежал до храма и заглянул в церковный домик. Свобода свободой, но голые граждане, обернутые полотенцами, на церковном дворе появляются нечасто. Поэтому пожилая женщина, готовившая что- то в домике, удивилась, но возмутиться не успела.

Я заверил ее в том, что не разбойник, представился, сказал, что отец Олег меня знает, и кратко поведал о том, что со мной случилось. Она без лишних слов поспешила в кладовку, где хранились вещи для раздачи нуждавшимся. А поскольку в моей нужде никаких сомнений не было, то она приступила к поиску штанов. Рубашек было немало, а вот со штанами не густо. Все оказались на субтильных подростков, а одни на какого-то гиганта с необъятной талией. Но все же в последнем мешке нашлись белые джинсы. Втиснулся я в них с великим трудом. И только облачился во все белое, как в дверях возник батюшка. Я поспешил его заверить, что не посягал беспричинно на гуманитарную помощь, а оказался персонажем, нуждавшимся в ней. Батюшка удивился: ничего подобного на обозримом пляжном пространстве до сих пор не происходило. Поскольку из обуви в его коллекции были лишь длинноносые туфли маленьких размеров, он повел меня в ближайшую лавку и купил шлепанцы на два пальца. В них я и пошлепал к своему куму, про себя молясь о моем благодетеле. По дороге спохватился и побежал возвращать полотенце сопляжникам.

Именины прошли замечательно, только именинником оказалась не именинница, а я, окаянный. Гости наперебой спрашивали, что я сам-то об этом думаю. На пляже воруют, но чтобы поджигать одежду — о таком не слыхали. Сошлись на том, что это не злой умысел. Возобладала версия брошенного окурка.

Одна более прочих воцерковленная гостья стала рассуждать о том, что ничего случайного не бывает, а такая экстраординарная ситуация могла произойти исключительно для моего вразумления. Я согласился и тут же покаялся в своей слабости: любви к красивой одежде.

— Ну, это не грех. Главное не доводить эту слабость до страсти. Не уподобиться западному обывателю и не убивать время в «шопингах», рыская по магазинам в поисках вожделенной вещи. А коль не вожделеешь и не рыщешь, то беды большой нет.

Кум предположил, что вожделение все-таки было. Только объектами его были не шорты, а барышни на пляже. А то, что я постарался подальше от них уйти, — чистое лицемерие и самообман. Гости согласились, что в этом есть здравое зерно, но углубиться в эту тему не позволила именинница. Произнесли тост в ее честь, но тут же вернулись к теме огня. Был ли тот огонь поядающий очищающим меня от явных и тщательно скрываемых страстей или же дан мне в прообраз грядущих адских мучений. И то, и другое обсудили с жаром. Было, правда, еще одно предположение: это враг мстит мне за какие-то добрые дела. Я это предположение отмел. Добрых дел, сильно досадивших упомянутому товарищу, я за собой не припоминаю.

А когда вспомнили о том, что одеждой и сандалиями я обязан отцу Олегу, то тут все разом согласились, что лишь в Церкви есть спасение. И даже то, что случилось со мной, убедительно это доказывает. За таким застольным богословствованием и проходили именины. Все воодушевились, обнаружили дар рассуждения, но я решил, что пора менять тему, пока наше вольное богословствование не оказалось на грани фола. Так ведь под винцо что-нибудь ляпнешь — греха не оберешься. Как говорил Зощенко, с пьяных глаз можно обнять классового врага. А уж врага рода человеческого потешить — раз плюнуть.

И решил я поведать еще об одной истории, произошедшей со мной накануне именин. Она тоже дает повод для размышлений.

Позвонил мне один московский богатей — хозяин гостиницы, ресторана, нескольких

магазинов и прочего. Предложил снять фильм об Иверских святынях. Он уже в Краснодаре и едет с оператором в Сочи. Неделю собирается провести в Абхазии. У оператора есть все, даже возможность быстро все смонтировать. Я согласился. Об условиях спрашивать не стал. Мне представили его потенциальным спонсором, который начал воцерковляться. О деньгах мне всегда было трудно говорить. Даже капитализм не очень меня исправил. Если человек заказывает фильм, значит имеет представление о расходах и расценках. Видел я этого господина (назовем его Кузьмич) один раз. Меня как-то пригласили активисты его прихода. Я показал свой фильм «Патмос», прочел один рассказ, после чего до позднего вечера мы беседовали на всевозможные темы. После этого вечера Кузьмич отвез меня к себе домой. За ужином хозяин обнаружил основательную привязанность к Бахусу и полночи рассказывал о своих рыбацких подвигах. Время от времени он предлагал тост за мое здоровье и говорил, что ничего вообще не читает, кроме моих статей. Они ему очень нравятся. А мой фильм «Патмос» вообще является лучшим русским фильмом после «Семнадцати мгновений весны». Поэтому он решил заказать мне картину. А какую — скоро придумает. И когда он позвонил и сказал, что едет с оператором, я без раздумий согласился. Вот и спонсор. Хороший человек. Знает, что я давно без работы, и решил помочь.

Границу мы миновали без труда, доехали до Гагр и первую остановку сделали возле крепости Абаата. Здесь находится древний храм преподобного Ипатия. Начали его строить еще в шестом веке.

Приступили к съемке. Снимаем снаружи — спонсор не спеша входит в кадр. Какой ракурс ни выберем — он тут как тут. Стали снимать внутри, спонсор принялся лобызать иконы. Куда камера, там и он. Мы с оператором переглядываемся: что делать? Ни одного плана без Кузьмича. Видно, так надо. Заказчику не прикажешь: не лезь в кадр! Поехали на Пицунду — древний Питиунт. Здесь находилась древнейшая на всем Кавказе кафедра. Епископ Питиунтский Стратофил был участником Первого Вселенского Собора в Никее. На Пицунде сохранились развалины крепости и кафедральный собор. Первоначально он был назван в честь апостола Андрея Первозванного. В XIX веке после восстановления был переименован в Успенский. Сейчас собор превращен в органный зал. Противники возвращения его Церкви утверждают, что отдыхающие на органных концертах получают «духовную пищу». И будто такого рода духовность важнее: ведь в храмы ходят немногие, а на концерты — отбоя от народа нет. Поди поспорь!

Подъехали мы к этой великой христианской святыне. Вылезает оператор из машины — и камера вываливается из его сумки. Слава Богу, упала не объективом на камни. Но батарея треснула. Все попытки включить ее оказались тщетными. Оператор горюет, спонсор гневно ворчит, я пытаюсь придумать выход из положения. Второй батареи нет. Одной хватает на пять часов. До сих пор нужды в запасной не было.

Дело к вечеру. Надо о ночлеге подумать. Спонсор заявляет, что у него есть спальный мешок. У меня такого мешка нет и спать в мешке не очень хочется. Гостиницы и частный сектор на Пицунде имеются, но спонсор о них не вспоминает. Выясняется, что у оператора на Пицунде живет родственник. Поехали к нему. Родственник-то родственник, да вот только не оператора, а женщины, на которой он много лет отказывается жениться. Поэтому прием был соответственный.

Что было на уме у этого человека, когда он заявился, да не один, а с двумя чудаками, к отцу отвергнутой женщины?!

Я предложил не тратить время, а отправиться к писательнице Наталье Сухининой. У нее на Пицунде дом, и она принимает монахов, священников и знакомый православный люд. Поскольку мы с ней давно знакомы и даже дружны, то меня с сопровождающими лицами в дом пустили. Спонсор стал выяснять, где можно купить хорошее вино. Нам назвали адрес. Мы поехали. Отдегустировали четыре сорта. Спонсор выбрал два. Да еще и коньяку заказал литрушку. Когда услыхал цену, начал торговаться, и не без успеха. Я, надо признаться, удивился такой скаредности. Винодел робко говорил о том, что вино чистейшее, неразбавленное. Наливали из бочки при нас. И цена — соответственна качеству. Но спонсор решительно мотнул головой и отсчитал купюры сообразно своим соображениям. Хозяин пожал плечами, развел руками, но бутылки отнимать не стал и деньги принял. Вернулись к Сухининой. Нас ждал ужин. Спонсор выставил полуторалитровую бутылку красного вина. На десять человек — не густо. Я шепнул, что надо бы еще белого поставить: не все любят красное. Спонсор раздраженно сказал: «Хватит». Тогда я вынул из сумки равновеликую бутылку белого вина и, шепнув спонсору: «Завтра верну», поставил ее на стол.