"Ведро незабудок" и другие рассказы
Шрифт:
В Петербурге ему понравилось. Батюшка встретил его, как старинного друга, обласкал и прилюдно заявил, что «у раба Божьего Николая все будет очень хорошо». Это обещание исполнилось. Мыкола теперь уважаемый человек — Николай Емельянович — хозяин гостиницы при Оптиной пустыни. Живет барином в огромном доме. Выстроил целую деревню, куда съехались прекрасные работники — родственники
и полтавские знакомцы. У него тучное стадо дойных коров и бычков, десятки гектаров черноземов. Но главное — его стараниями восстановлен храм Ильи Пророка, куда на престольный праздник приезжают служить оптинские священники с несколькими автобусами паломников. Внизу под храмом Емельяныч
А вот со мной вышла незадача. Дьяконом я не стал. Конечно, по своим грехам. Да и слабаком я оказался. По приезде из Волхова батюшка установил череду, когда мне надлежало читать Часы и Апостол. Я встретил неожиданное противодействие. Чтецы всячески показывали недовольство появлением конкурента, а один священник преподал мне такой урок «христианской любви», что я долго не появлялся в Серафимовском храме. Когда же я снова появился и рассказал отцу Василию о причине моего исчезновения, тот горько вздохнул: «Эх, ты... Не мог потерпеть. Что, думал, тебя конфетами с букетами встретят? А как меня гоняли! От одного Кузьмича можно было в Антарктиду сбежать». (Кузьмич был стукачом из спецслужб в ранге старосты).
Он махнул рукой: «Давай, изживай гордыню. Кто тебе сказал, что тебя все будут любить и по головке гладить? Царство Небесное нудится. А ты думаешь, что жизнь — это ЦПКиО с каруселями и качелями...»
Больше речи о дьяконстве он не заводил. Фильм о себе велел пока не делать: «А то будет нам и от братии и от лжебратии».
Некоторое время он никому, кроме Людмилы Никитиной, не позволял себя снимать, но через несколько лет бороться с видеокамерами уже стало невозможно. И батюшка перестал обращать на них
внимание. Мне он приказал собирать материал: «Потом поглядим, что с ним делать».
Дьяконом я не стал, но жизнь моя и вправду наладилась. Как-то незаметно выбрались из безденежья. Однажды батюшка в алтаре читал записки. В одной из них было 500 рублей. При свирепствовавшей тогда девальвации — копейки. Батюшка протянул мне эту купюру, подмигнул и сказал: «Копи деньги!» С тех пор худо-бедно, но ни одного дня не голодали. Хватало на все. Я уверен, что по батюшкиным молитвам мы и квартиру в центре города получили в номенклатурном доме. Шансов не было никаких, ан получили. Была еще одна беда, которой удалось избежать. Меня оклеветали и могли посадить на четыре года за то, что я организовал протест против увольнения с работы замечательного человека. На его место метила любовница очень большого начальника. И я попал в ситуацию: завертелась карательная машина, и остановить ее могло только чудо. И чудо совершилось.
Моя благодарность и любовь к батюшке велики, но и безмерно раскаяние оттого, что я много раз огорчал его. Ему нравились мои опусы, и он постоянно говорил: «Так держать! Громи фашистского бродягу! Пиши больше!» Но писал я мало. И молитвенник из меня не вышел. Разве что в оставшееся отпущенное мне время стану трудиться больше.
Прости меня, батюшка, окаянного.
О русском горе и об отце Егоре
В Орловской области, в двадцати верстах от Волхова, находится село Спас-Чекряк, вернее, то, что от него осталось. А осталось немного. Это тот самый Спас-Чекряк, «самый бедный приход Орловской губернии», из которого некогда собрался бежать ныне причисленный к лику святых протоиерей Георгий Коссов. Мы знаем в пересказе С.А.Нилуса, как Оптинский старец Амвросий вызвал его из толпы богомольцев и велел немедленно вернуться. Никогда не видев его прежде (да и был отец
Отец Георгий вернулся домой в великом расстройстве и недоумении. «Вот так утешил старец!» Хотел получить благословение на смену прихода, а тут такой наказ! Доходов никаких. Кругом нищета. Как тут каменный храм строить?! А главное даже не нищета, а непрекращавшиеся бесовские нападки и страхования. Порою пол в храме ходуном ходил и раздавались жуткие вопли...
Но велика сила благословения старца! Через несколько лет был построен не только большой каменный Спасо-Преображенский храм, но и трехэтажный приют для девочек-сироток, в котором в некоторые годы проживало до ста пятидесяти воспитанниц. Помимо этого отец Егор (так с любовью называл его простой люд), построил семь церковно-приходских школ.
За послушание и великие труды Господь наградил его даром прозорливости и целительства. Вот тут-то и пригодились теплые деревянные полы. Народ приезжал к нему за исцелением не только из ближайших сел, но и из дальних городов и весей. По его молитвам исцелялись больные и бесноватые.
К нему посылали страждущих Иоанн Кронштадтский и Оптинские старцы. А когда начались гонения на Церковь и Оптина пустынь была закрыта, тысячи богомольцев устремились к отцу Георгию. Так глухой деревенский приход стал всероссийской духовной лечебницей.
Большевики недолго это терпели. Церковь и здание приюта были уничтожены, отец Георгий арестован. В 1928 году он скончался, а семью его изгнали из дома и репрессировали.
От былого духовного центра остался лишь источник, освященный отцом Георгием. И в самые лютые годы гонений сюда не переставали приходить люди. Часты были случаи исцеления. Недавно заново обустроили колодец, построили купальню.
Протоиерей Василий Ермаков очень почитал отца Георгия и передал эту любовь своим духовным чадам.
Они организовали Паломнический центр и стали по нескольку раз в течение летнего сезона приезжать в Спас-Чекряк большими группами. В Волхове «питерцы» выстроили гостиницу для паломников. Когда отец Василий оказывался в родном городе, то сопровождал своих чад, рассказывая о прежней жизни Волхова. Он непременно посещал с ними местный Оптин монастырь и Спас-Чекряк.
А в последний свой приезд он несколько раз повторил: «Надо Спас-Чекряк возрождать. И церковь надо вновь строить». Тогда никто не понял, что это было его завещанием. Говорил он, как всегда, не приказывая, как бы рассуждая о том, что желательно сделать. И пожелание это воспринялось как одно из звеньев в долгой череде предстоящих дел. У некоторых спутников отца Василия тогда возникло тревожное ощущение того, что с родиной отец Василий прощается навсегда. Но подобные чувства и мысли всегда стараешься отогнать.
Вскоре мечту о восстановлении храма в Спас- Чекряке отец Василий закрепил благословением взяться за дело без промедления. Будущих строителей благословил и архиепископ Орловский Паисий. Но как не растеряться и не усомниться в необходимости строительства каменного храма в пустынном месте, куда и добраться-то можно только в сухую погоду. Разбитый асфальт заканчивается за две версты до Спас-Чекряка, а дальше начинается укатанная земля с рытвинами и колеями, по которой в дождливую пору можно проехать только на тракторе.