Вегетация

Иванов Алексей Викторович

В отсеке транспортёра возвышался Калдей с гранатомётом Костика.

— Ну я, — буркнул он. — Хули там это уёбище торчит?

— Ты дебил, да?! — Егор Лексеич жёг Калдея взглядом. — Руки чешутся?

— А хули он там торчит? — упрямо повторил Калдей.

Для него никаких непоняток не существовало. Пушка — вот, рядом, враг — вон он, на дороге, и шмалять уже начали.

— А что не так-то, Егора?.. — робко спросила Алёна.

— Харвер дорогу перегородил, — за бригадира тотчас ответил Фудин. — А другие улицы все деревьями заросшие.

— Помолчи! — оборвал его Егор Лексеич. — Умных

до усрачки развелось!..

Побагровев от злости, он смотрел на горящий комбайн.

— Саня, пойдём глянем, как нам эту херовину оттаскивать…

Сопя, Егор Лексеич пошагал к подбитой машине. Холодовский молча направился за ним. Бригада потихоньку потянулась за командирами.

На ходу Матушкин расправил плечи и выпятил брюхо, изображая Калдея, скорчил надменно-тупую рожу и низким голосом Калдея негромко пробасил:

— Я, блядь, воин, из пизды на лыжах!

Талка прыснула со смеху. Она, конечно, заметила, что Матушкин к ней подкатывает, и ей было приятно.

Дохлый харвер продолжал гореть, в нём, лопаясь, потрескивал пластик. Фудин уважительно пошлёпал ладонью по мощному коленному шарниру, из повреждённого гидравлического поршня ноги по штоку текло масло.

Костик пристроился к Маринке.

— А чё ты такая борзая-то? — спросил он. — У тебя, что ли, чувак есть?

— Да я тебя старше, салага, — устало ответила Маринка.

— И чё? У меня кореш, он вообще мутил с бабой, которой тридцатчик.

— Вишнёв, по-человечески прошу: иди на хуй.

— А ты клёвая, — не смутился Костик. — Люблю борзых.

Егор Лексеич и Холодовский обошли харвер со всех сторон.

— Если тросом вот тут зацепить, — Холодовский указал пальцем, — а трос через ту сосну пропустить как через блок, мы его сдвинем.

— Тогда надо ждать, пока он с головного корпуса догорит, — ответил Егор Лексеич. — Огнетушителя у нас нету… А в лесу, может, целое стадо чумоходов шастает… Откуда сразу два явились, причём разные?

Фудин ошивался возле командиров.

— Можно коптер запустить, шеф. Отследим территорию.

— Не лезь не в своё дело, Михаил, — спокойно осадил его Холодовский.

— Выставим пару дозорных с ракетницами по краям посёлка, — решил Егор Лексеич. — Выпну этого мудака Деева и ещё кого-нибудь из баб.

Фудин быстро прикинул: Алёну шеф не пошлёт в дозор — подруга всё-таки; племянницу тоже не пошлёт; остаются Талка и Вильма.

— Назипова, готовься в лес идти наблюдателем! — крикнул он Талке.

Талка, всполошившись, сразу кинулась к бригадиру.

— Егорушка Лексеич, миленький, не гони меня туда! — взмолилась она. — Я этих тракторов больше смерти боюсь!

— Что же ты в лес-то поехала, коза? — раздосадовался Егор Лексеич.

— Так рубляни нужны! Я девушка одинокая, никто меня не содержит!

Егор Лексеич тяжело вздохнул.

— Фудин, — сказал он, — позови Деева и Булатову.

16

Банное озеро (II)

Вручив сигнальные ракетницы, Егор Лексеич отправил Калдея на один конец посёлка, Вильму — на другой. Калдей что-то недовольно проворчал, а Вильма выслушала распоряжение бригадира молча.

— Встретятся чумоходы — пускайте ракету и возвращайтесь, — пояснил Егор Лексеич. — Если

всё спокойно, то просто ждите моего звонка с отбоем.

По главной улице Вильма отошла от мотолыги подальше, затем укрылась в узком проулке и достала из кармана телефон.

— Алло, это я, — тихо сказала она непривычно мягким голосом. — Мы на Банном… Нет, ничего не случилось… И Бродяги тоже нету. Не знаю я, откуда его бригадир возьмёт… Когда ты меня заберёшь? Ладно, позвоню завтра…

Вильма спрятала телефон, осмотрелась, по проулку двинулась к озеру, которое ярко сверкало сквозь сосны, и на поперечной улице, заросшей лесным папоротником, повернула обратно — в ту сторону, где осталась мотолыга.

Калдей тоже не собирался никого караулить: он Типалову не собака сторожевая. Он напрямик проломился через пару дворов с берёзами и ёлками, через кусты, и наткнулся на вполне пригодный дом: бревенчатый, большой, с просторной дощатой верандой. Пошарив по комнатам, он отыскал крепкое кресло, выволок его на веранду и уселся, намереваясь переждать часок-другой. Для такого дела у него имелась с собой плоская фляжка-поллитровка.

Калдей отвинтил колпачок, глотнул водки и занюхал рукавом. Хорошо… Солнце греет сквозь листву, ветерком обдувает с озера. Калдей потянулся, кресло под его грузной тушей заскрипело. Ему ничего не надо. За чумоходами бригадир пускай сам бегает. Он, Калдей, сыт, бабу ему не хочется — утром эта сучка обслужила, и вкалывать он ни хрена не намерен, можно покемарить… Калдей глотнул ещё раз, прикрыл глаза и расслабился.

А через полчаса около веранды бесшумно появилась Вильма.

Она помедлила, проверяя, спит ли Калдей, и осторожно поднялась по деревянным ступенькам на веранду. Она была маленькая, лёгкая, и доски под её ногами даже не прогибались. В руке она держала ракетницу.

Она приблизилась к спящему Калдею и внимательно всмотрелась в его лицо. Потом нацелила ракетницу ему в лоб, передумала и нацелила в глаз. То, что она сделала утром, ей было безразлично. Муж и не такое заставлял её делать, и ещё бил. Но побои — беда привычная. А этот боров может рассказать бригадиру о её звонках Алабаю. Конечно, Типалов её не застрелит. Выгонит, наверно… А ей нельзя уходить из бригады, иначе Алабай не получит того, что хотел получить, и не сможет забрать её, Вильму, с собой из Магнитки… И у них с Алабаем не будет счастья… Нет, Калдея надо прикончить. Он, скотина, и без Алабая заслужил яму в земле: такой же зверь, как муж. Однако Типалов будет искать Калдея. И найдёт — с ракетой в башке. И поймёт, кто стрелял… Неважно, как бригадир её накажет. В любом случае она не сумеет выполнить то, что обещала, и Алабай тоже не выполнит своего обещания…

Вильма опустила ракетницу и так же бесшумно пошла прочь.

Через дворы и проломы в заборах она выбралась на берег Банного озера. Сияло огромное небо; над озером, отражаясь в зеркальной глади, растянулась гряда невесомых кучевых облаков. Они почти сливались с синевой неба, под солнцем их вздутия слепили белым блеском, словно пустотелые скорлупы. Дальний берег вздымался лесистой горой, по её мохнатому и неровному склону, шевелясь, невесомо текла прозрачная тень от облака. Возле ног Вильмы сквозь воду краснели и желтели чистые, весёлые камешки.