Вегетация
Шрифт:
— Во дворе подобрал, — пояснил Серёга, скидывая кроссовки. — Его там шпана с Ленинградки побила, приняла за меня.
Квартира у Серёги с мамой была маленькая, но двухкомнатная. Мать занимала крохотную, как шкаф, спальню, а Серёга жил в комнате побольше — мать уважительно называла её залой. Серёга в носках шагнул из прихожей в залу и развернулся, рассматривая гостя как некое крупное приобретение — вроде холодильника или новогодней ёлки. Вид у гостя был жуткий.
— Снимай говноступы свои, — распорядился Серёга. — Иди в ванную, руки и морду умой. Мам, где
— Простите за беспокойство… — вдруг хрипло произнёс гость.
Мать вздрогнула, будто заговорила статуя.
Серёга сунул гостю в руки полотенце:
— На. Ванная вон справа.
Он притворил дверь в прихожую.
Примостившись на краешке дивана, мать глядела куда-то в пустоту.
— Мам, ау! — окликнул её Серёга, стаскивая брюки и натягивая домашнее трико. — Давай на кухню. Пожрать, что ли, приготовь. Я же со смены.
Ошеломление от встречи с двойником у Серёги уже прошло. Да его и не было-то, наверное, ошеломления. Просто он, Серёга, столкнулся с парнем, похожим на него самого. Охренеть как похожим. Ну, бывает. А брата у него никакого сроду не имелось. Ни о чём таком мать не говорила.
— Это Митя, — поднимаясь с дивана, тихо сказала мать. — Твой близнец.
Серёга будто отяжелел под чем-то мягким и неподъёмным.
— Ты чего такое заявляешь? — возмутился он.
За окном, звеня, по рельсам простучал трамвай.
Мать подошла к серванту и, кусая губы, начала поправлять фотокарточку между стёкол — она и трёхлетний Серёжка.
— Был у тебя брат, Серик… Ну, есть. Я же двойню родила. Назвала Митей и Серёжей. Тебя забрала, а Митю на больничке оставила.
Серёга взял со стола сигареты и закурил, хотя в квартире он обычно не курил. В голове словно что-то свистело, как на сквозняке. Он даже растерялся. Обнаружить брата — это словно обнаружить в своей квартире третью комнату. Вроде хорошо, но комната уже с жильцом.
— И чё делать? — глупо спросил Серёга.
Мать пожала плечами и вытерла пальцем глаза.
Серёга разозлился. Он не хотел ничего менять в жизни. Всё ведь и так зашибись. Работа у него нормальная, хата есть, и Харлея он убрал с пути — Маринка теперь достанется ему. Какой, блядь, брат? На хера он нужен?
Серёга чуть приобнял мать за плечи:
— Не парься, мам. Сначала давай про этого Митю всё узнаем. Что за типок такой нарисовался? А потом ты мне всё расскажешь, идёт?
Мать всхлипнула и кивнула.
В ванной затих шум воды, и вскоре в двери прихожей появился Митя. Босой. Лицо и руки — чистые, а футболка и штаны — грязнущие.
— А я вообще-то ничего, — оценив его, заметил Серёга. — Красивый.
— Пойдёмте на кухню, ребятки, — тонким, не своим голосом сказала мать. — Покушать что-нибудь вам приготовлю.
Кухня была такой же маленькой, как и прихожая. Серёга указал Мите на свою табуретку возле окна: гостю — лучшее место. Из холодильника Серёга вынул початую бутылку водки, из подвесного шкафчика — гранёные стопки.
— Ты — Митя, Дмитрий значит, — веско сказал Серёга, разливая водку. — Я — Сергей. А это — наша мама, Вера Петровна. Мы
— Я тоже Башенин? — наивно спросил Митя.
Серёга фыркнул, точно брат был недостоин его фамилии.
Мать возилась у плиты, чем-то брякала.
Серёга заметил, что Митя деликатно озирается. Наверняка пытается вспомнить свою жизнь, как-то разместить себя в новой обстановке. Парень, похоже, из городских: скромный, культурный такой. Городскими называли жителей больших городов — Челябы, Еката, Уфы. А соцгород Магнитка и ей подобные заводские поселения за настоящие города уже давно не считались. И городских здесь, мягко говоря, не любили.
— Выпьем, — предложил Серёга. — Мам, не отставай.
Они выпили. Мать зажмурилась и принялась махать в рот ладонью, будто остужала, а Митю едва не вырвало, но потом ему на глазах полегчало — водка возвращала силы. Серёга же накатил спокойно, как воду.
— Рис с тушёнкой у меня!.. — спохватилась мать. — Кушать вам надо!
Она вскочила и кинулась к плите.
— Сразу поясню, браток, — по-хозяйски расслабленно заговорил Серёга. — Ты с нами здесь не жил никогда. Я за тебя вообще не слышал. Давай колись, кто ты, откуда, как сюда попал?
— Ничего не помню, — виновато ответил Митя. — Очнулся в лесу — иду по шоссе, вокруг никого, карманы пустые, всё болит, весь в грязи…
Мать у плиты тяжело вздохнула от сострадания.
Серёга чувствовал, что Митя не врёт. Да и зачем ему врать?
— Может, ты ехал куда на попутках? — предположил Серёга. — Ну, тебя грабанули и выбросили на дорогу. Дали по башке — она и повредилась.
— Не исключено, что и от сотрясения мозга амнезия, — согласился Митя.
— Может, ты к нам ехал? — с надеждой спросила мать. — Ну, познакомится, посмотреть на родственников…
Митя беспомощно развёл руками.
Мать включила в кухне свет — за окном уже темнело — и поставила на стол сковородку с ужином.
— Бедно у нас, не обессудь, — сказала она.
— Да уж, бананьев нету, — хмыкнул Серёга. — Не городские разносолы.
Он снова разлил водку, и они снова выпили.
Митя ел вежливо, аккуратно, но Серёга видел, что он голоден как волк. Серёге интересно было наблюдать за братом — будто за самим собой в зеркале. Ощущения были непонятные. Хотелось угостить брата чем-нибудь ещё, как себя, — или врезать по морде. Ведь собственный облик принадлежал только ему, Серёге, и тот, кто пользовался им, этим обликом, — вор. Мать присела чуть в стороне на табуретку и тоже смотрела на Митю, но жалостливо.
Митя наконец отложил вилку.
— Простите за бестактность, — осторожно сказал он. — Но получается, вы про меня вообще ничего не знаете, да? Я жил отдельно? А почему?..
Серёга уже понял почему, но ответ обидел бы маму.
— По кочану, — грубо отрезал он.
А мать заплакала:
— Война же, Митенька…
— Какая война? — искренне удивился Митя.
— И этого тоже не помнишь? — опять разозлился Серёга.
— Амнезия…
— Хуямнезия!
Серёга налил себе одному, выпил и встал.