Вегетация
Шрифт:
— Лучше обоссаться, чем сдохнуть… Запоминай, что скажу. На меня охоту объявили. Будешь служить мне Ведьмой, тварина блатная. Если выручишь — отпущу, до города переправлю, денег дам. А если что не так — даже хоронить не стану. Понятно объяснил?
— Всё понятно, начальник! — заверила Щука.
— А на пробу мне то копыто смерти покажешь, где бригада лежит.
37
Дорога на Инзер
Щука ничего не понимала в географических картах, не могла разобраться в абстракции изображений, зато мгновенно всё смекнула, когда Егор Лексеич, отчаявшись,
— Другой базар! — оживилась она. — Вот наша зона. А тут я на рывок ушла. Тут ночевала. Тут на мотолыгу влезла. Тут до вас патруль доебался…
— Где погибшая бригада лежит? — вернул Щуку к делу Егор Лексеич.
Щука принялась разглядывать картинку, расширяя её пальцами и двигая.
— Смерть из горы выскочила, она всегда из гор скачет, — поясняла Щука, вглядываясь в экран планшета. — Побежала вниз, накопытила тропу и в яму провалилась… А бригада как раз на яме сдуру встала. Ну и хана ей…
— Поменьше сказок, — поторопил Егор Лексеич. — Где?
— Вот на это копыто я напоролась, — ткнула в экран Щука.
Егор Лексеич увеличил размер картинки.
— Это берёзовый колок среди хвойного леса, — сказал Холодовский. — По цвету и по фактуре зелени понятно.
— Берёза — смерть-дерево, — подтвердила Щука. — Всегда вырастает в следу у смерти. Смерть ступит — потом берёза вырастет.
Холодовский придвинул планшет себе:
— Цепочка берёзовых колков тянется от Ямантау почти до Инзера.
— Ты ходила по этому следу? — спросил Егор Лексеич.
— Я чё, пизданутая? Я без понта с мёртвой тропы срезала.
— Откуда тогда знаешь про бригаду?
— Ведьма чует, кто на мёртвой тропе загиб. Я только на копыто вышла — сразу узнала, что в конце жмуры навалены. Бригада какая-то.
— Тут и правда берёзовая роща в распадке, — заметил Холодовский.
— Туда и поедем, — решил Егор Лексеич.
Они совещались в пустой комнате подальше от лишних ушей; впрочем, бригада ещё спала, только на кухне Алёна звякала посудой. В окнах занимался розово-голубой рассвет. Егор Лексеич зевнул в кулак.
— Саня, — сказал он, — Щука — с твоей ответственности. Свяжи её, и чтобы кто-нибудь смотрел. Я пошёл до харвера. Встречаемся у памятника.
Памятником считалась большая бетонная арка, украшающая въезд на шоссе до города Межгорье. Арка уже проломилась, однако буквы названия города ещё высовывались из кустов. Харвестер ждал мотолыгу за кустами.
Егор Лексеич полагал, что к месту, указанному Щукой, они доберутся часа за два. По карте всё было недалеко, но дикие урманы, где можно свернуть башку, начинались за обочиной любой дороги, любой просеки, и поэтому расстояния мало что значили. Харвер шагал первым: Егор Лексеич сам выбирал путь. Машина высоко поднимала колени, с шумом продираясь сквозь заросли. Трещал валежник, ветки цеплялись за ноги комбайна, мелкие деревца скребли по днищу. Харвер не выключал пилу, расчищая себе проход. Он прорубался медленно и упрямо, Егора Лексеича качало в рессорном кресле.
Мотолыга ползла следом, надрывно взрёвывая движком, и ей было даже хуже, чем голенастому харверу. Её валяло с борта на борт и с носа на корму, гусеницы закусывали кусты, выдирали их из почвы и жевали. Ящики в отсеке мотолыги ворочались, готовые рассыпаться; люди
Щуку переодели — для неё подошёл комбинезон Фудина. Руки у Ведьмы были связаны впереди, а в петли для ремня продели верёвку; её конец Фудин намотал себе на запястье. Фудин старался не спускать с Ведьмы глаз, но не очень понятно было: Ведьма его беспокоит или сохранность комбинезона.
Мите казалось, что его не просто трясёт — это у него распадается сознание. Спал он опять плохо, с кошмарами. В голове всё плыло и перемешивалось; сквозь то, что он видел, проступало то, чего он не мог вспомнить: за тёмными елями вставали перекошенные бетонные стены, высокие кроны сосен меркли в свечении экранов, скользили огромные тени людей, будто изображение накладывалось на изображение. Мите хотелось идти своими ногами, чтобы механика обычного движения привела в порядок картину мира.
Харвер наконец замер посреди леса. Егор Лексеич вылез из кабины.
— Дальше застрянем, — сообщил он. — Отсюда пешком будем добираться.
С Ведьмой и бригадиром отправился, конечно, Холодовский. Фудин по-прежнему держал Щуку на верёвке, и для него это был повод оставаться при начальстве. Костик надеялся чем-нибудь разжиться у мертвяков. Маринка последовала за дядей, чтобы перенимать ремесло бригадира. Митя шёл, чтобы увидеть новый феномен леса. Зачем пошла Вильма, никто даже не задумался.
Путь преграждал замшелый бурелом. Царапались еловые ветви. К лицам липла паутина. Висел густой запах горячей смолы. Со связанными руками Щуке трудно было сохранять равновесие, она спотыкалась и материлась.
— Вы все сдохнете на Ямантау! — с ненавистью пообещала она. — Там заповедник был, никто лес не трогал, он силу из горы сосал! Чем выше гора, тем глубже корни! Лес матёрый, он вам себя не отдаст!
— Заткнись, — пыхтя, посоветовал Егор Лексеич.
На косогоре, по которому они ломились через чащу, действительно вряд ли когда вели вырубку, и селератный лес разросся здесь свободно, в полную силу. С острых еловых сучьев свешивались седые бороды лишайников. У Мити в памяти всплыло слово «рефугиум» — естественное убежище для леса. Сейчас они продирались по рефугиуму. Ускоренная жизнь и быстрая смерть деревьев засыпали ельник валежником, а валежник превращался в гумус, в перегной, насыщенный влагой. Лес получал всё, чего жаждал. Он был сытым, непуганым, откормленным во многих поколениях, и люди для него означали не больше, чем соломинки, которыми можно поковырять в зубах.
Впереди, ниже по склону, в тёмной зелени тонкими нитками замелькали стволы берёз. Приближалась роща, в которой погибла бригада.
— Не пойду в берёзы! — заупрямилась Щука. — Они с мертвецов растут!
— Хуйня, — пропыхтел Егор Лексеич.
— Не хуйня! Молния в них не бьёт! Нож воткнёшь — молоко течёт!..
Егор Лексеич сердито толкнул Щуку в спину: топай давай.
— Берёза и вправду особое дерево, — сказал Митя. — Но не колдовское, конечно. Она растёт энергично, поэтому считается пионерным видом — первым поселяется на пустошах. Древесина у берёзы бывает без ядра. Кора белая от бетулина, это фитонцидное вещество. Берёза подавляет другие виды деревьев и предпочитает гомогенные древесные сообщества… Проще говоря, берёзовые рощи — только для берёз. Другие деревья угнетены.