Век Екатерины Великой
Шрифт:
– Ваша Светлость, Григорий Григорьевич, с некоторых пор я не могу вас любить. Слава Богу, на вас свет клином не сошелся. Нет ценности супротив любви, но вы привыкли охотится на чужих дачах. Посему, прошу более не беспокоить меня по оному поводу.
Произнесла она сии слова безразличным голосом, но глаза, готовые заплакать, выдавали ее.
Глухо кашлянув и сглотнув, Орлов опустил голову.
– Вестимо, не любишь… Стало быть, князь Васильчиков теперь волнует тебя, – сказал он первое, что пришло в голову – и не обрадовался своим словам.
Екатерина
– Что? – почти крикнула она. – И вы смеете мне, императрице, коей изменяли колико раз, вы смеете что-то говорить касательно князя Васильчикова! Представьте себе, он меня обожает, ни на кого, кроме меня не смотрит и не посмотрит никогда. Представьте себе, на него можно полагаться и, коли я надумаю послать его на переговоры с турками, поверьте, он их проведет не иначе, как с успехом – понеже будет думать токмо обо мне и отечестве.
Граф Орлов сразу потерял свой блеск и великолепие: поникнув головой, он изредка ее поднимал, дабы не выглядеть уж совсем юнцом пред нею. Окромя того, он понял, что более не может обращаться к ней на «ты».
Екатерина сверкнула глазами. Разъяренная, с побледневшим лицом, она расхаживала около князя, сцепив руки и бросая на него презрительные взгляды.
– Как могли вы допустить не подписание договора с турками! Где был ваш ум и дипломатичность, хотелось бы мне понять? Вам не надобно было, подобно брату-герою, Алексею, уничтожать целый флот, а надобно было лишь вежливо говорить с противником, с государственными людьми!
Орлов никогда не видел Екатерину в такой ярости.
– Тебя… – начал было Григорий, но тут же исправился: – Вас там, в Фокшанах, не было, вы не знаете, как турки нагло там себя вели, – токмо и смог сказать Орлов пресекающимся голосом.
Екатерина не слышала его. Она ходила вокруг стола, разворачивая и заворачивая рукава бархатного платья цвета бордо, надетого специально для бывшего фаворита.
– Доселе вы не знаете, что терпение – горько, но плод его сладок? Что за игры в неудовольствие предложениями со стороны поверженного врага вы изволили затеять? Откуда у вас столько надменности? Почему хвалили прусского дипломата Цегелина, но не хвалили вас и австрияка Ту гута? Где были ваш разум, ваши помыслы о пользе России? Про таковых, как вы, сказывают: пошел по шерсть – вернулся сам стриженым!
Григорий Орлов токмо и успевал, что молча поворачиваться в ее сторону виновато склоненным лицом. Наконец Екатерина остановилась, разжала сцепленные пальцы. Сказала с трудом сдерживаемым гневом:
– Не ожидала я от вас, князь Орлов, такого отношения к делам государственной важности. Видит Бог, что может быть большей важности ныне для России, нежели заключение мирного договора с Портой? Нам нужен мирный договор! Кого теперь послать туда, дабы исправить положение? Кого? – Императрица резко обернулась к Орлову. – Особливо теперь, когда время упущено, и каждый день на вес золота? Кровь наших солдат, Григорий Григорьевич – не вода!
Орлов открыл было
– Дурно работаете, князь! Никакого от вас толку! Отчего же все вопросы должна решать токмо я? Видит Бог, я прикладываю старание и решаю их по мере поступления. Теперь, ко всему прочему, на мою голову явление оной фальшивой мнимой дочери императрицы Елизаветы, княжны Таракановой, обретающейся в Италии!
– Дочери Елизаветы княжны Таракановой? В Италии?
Екатерина, занятая своими мыслями, паки не обратила внимания на его слова, она в раздражении ходила по комнате, все так же закатывая и раскатывая широкие кружевные рукава и продолжая выговаривать бывшему фавориту:
– Когда вы, Орловы, и ваши помощники наведете порядок в нашем государстве? Один граф Алексей радеет за отечество! Один он! Что вы смотрите пустыми глазами? Я не чувствую в вас интереса ко всем оным бедам.
Князь поднял дерзкие глаза, но сказал мягко:
– Простите, государыня-матушка, вы правы, я дал маху. Верьте мне, однако, все будет исправлено. Когда таковое было, чтоб я вовремя вам не помог?
Екатерина посмотрела на него убийственным взглядом. Григорий опустил голову, добавил виновато:
– Окромя последнего разу. Согласен – дал там маху.
Екатерина нервно передернула плечами и, внезапно успокоившись, села в свое кресло, указала глазами на кресло, стоявшее напротив.
– Ну, и кого мне послать на новые переговоры в румынский Бухарест? – спросила она ровным голосом.
Боясь промедленья, граф быстро ответил:
– Думаю, справятся с оным делом или Разумовский, или Панин, или… Обресков.
Императрица, раздумывая, забарабанила пальцами по столику, прилегающему к креслу.
– А с Таракановой, – увереннее продолжил князь Орлов, – сумеет легко разобраться мой брат Алексей. Сами знаете, при его желании ни одна женщина перед ним не устоит.
– Да, тут не спорю, вы с ним одним миром мазаны.
Она помолчала.
– Однако, – сказала она, – предложения твои стоит рассмотреть. Тем более, что в Ливорно сейчас стоит эскадра нашего адмирала Самуила Грейга.
– Вот с ним, – подхватил ее мысль князь, – Алешка и привезет Тараканову!
– Тогда-то мы и послушаем, откуда у нашей бывшей императрицы Елизаветы столько дочерей взялось.
Орлов посмотрел с изумлением.
– Так Тараканова не одна?
Екатерина нервно отвернула лицо.
– На нынешний день их две.
– Две? Кто ж они?
– Не более двух недель назад добилась у меня приема одна монахиня. Сказалась дочерью Елизаветы. Но она ни на что не претендует.
Орлов помолчал, переваривая новость.
– И где ж она нынче?
Государыня нехотя ответила:
– Попросилась в обитель, я ей разрешила. Архимандрит Платон позаботится о ней.
Орлов не рискнул спросить – что за обитель, где теперь обретается мнимая или настоящая дочь императрицы, ушедшей в мир иной десять с лишком лет назад.