Век Филарета
Шрифт:
Рассказчик, бывший любимцем хозяйки, вдруг осёкся. Чинное молчание за столом сгустилось. Молодёжь оставила в покое изюм, чернослив и миндаль. Смотрели на гостя. Филарет покрутил головой и сдержанно сказал:
— Шутники... Да ведь начальство следует почитать, как родителей своих, ибо оно о благе нашем печётся. А всё же, Клавдия Дмитриевна, и студенты разные. Вчера вот был в университете на экзамене, так один студент — Чичерин — прекрасно отвечал из богословия. Впору семинаристу из лучших...
С дальнего края стола
— А этот самый Чичерин после говорил, что у него на каждый догмат по десять критических замечаний и он не младенец, чтобы слепо веровать!
— Ах ты... — вскинулась побуревшая лицом хозяйка на нарушителя благопристойности, но осеклась. — Простите его, ваше высокопреосвященство! Глуп ещё, сам не понимает, что болтает! Я его накажу!
— Подойди ко мне, отрок, — позвал посерьезневший Филарет.
Коренастый краснощёкий увалень, стриженный в скобу, но одетый в тёмно-коричневый сюртучок и светлые в клетку брюки навыпуск, потупясь, предстал перед митрополитом.
— Запомни, Димитрий, что от веры отвращает незнание или неполнота знания, а подлинно глубокое знание неизбежно приводит к вере... Спаси тебя Господь... За чай благодарствую, Клавдия Дмитриевна, поеду. А племянника не наказывайте!..
Едва митрополичья карета тронулась от ворот, купеческая вдова вернулась в столовую и стала вершить суд.
— Ах ты, негодяй! Висельник! Расстроил святого отца своими дерзостями!.. Прошка, Васька — долой с него сюртук! Пороть его!
— А владыка запретил! — тоненько пискнул преступник.
— Ты мне ещё указывать?! — взъярилась Клавдия Дмитриевна, схватила что попало под руку и швырнула в наглеца. От звона стекла и брызг белых осколков она очнулась.
— Маменька! — укоризненно пробасил старший сын Прохор. — Вы ж филаретовскую чашку разбили!
— Господи! — всплеснула руками вдова. — Прости меня, святый отче, что ослушалась!
Князь Сергей Михайлович только собирался сесть за чай, накрытый в маленькой гостиной, как доложили о приезде высокопреосвященного. Лакей по одному взгляду понял приказание князя и помог ему переоблачиться из уютного халата, отороченного белкою, в синий домашний сюртук. Князь одёрнул белоснежный пикейный жилет и шаркающей походкой двинулся навстречу гостю.
— Владыко! Вот уж не ожидал!.. Как вы решились в такой мороз выехать?
— Дело одно. — Филарет неожиданно весело улыбнулся. — Очки я потерял, ваше сиятельство. Вот езжу по Москве, ищу.
Князь понял шутку и ответно улыбнулся.
— Рад вашей бодрости, владыко. Сам я от тяжести моих годов сник. Не окажете ли мне чести разделить трапезу?
— Не откажусь, князь, хоть и потчевали недавно меня в одном доме... но очков моих у вас в самом деле нет?
— Очков? — Князь позвонил в колокольчик.
Призванный камердинер князя почтительно доложил,
— Могу свои отдать, — предложил Голицын.
— Премного благодарен, ваше сиятельство, но у вас стекла слабые для меня. Видно, в университете оставил.
— Сейчас я пошлю... — Князь отдал приказание, а после обратился к митрополиту: — Послушайте новость, кою вчера сказать не решился при всех: отставка Закревского решена! Ваше ли письмо сыграло свою роль, а вернее — известное недовольство государя.
Филарет с месяц назад отправил в Синод требование о расторжении брака Лидии Клеймихель с князем Друцким-Соколинским, заключённого при живом муже графини, и о наказании священника, коего, правда, принудил к тому генерал-губернатор, пожелавший помочь дочке. Никому не жаловался владыка на другой случай самоуправства Закревского, который в мае заставил его в самом болезненном состоянии отправиться к Троице для совершения молебна в честь рождения у царя сына Сергея. О переносе на два дня генерал-губернатор не желал и слышать. Пересилив себя, святитель поехал, отслужил, а после две недели лежал пластом в постели... И всё же новость не доставила радости — жаль графа...
— Кого ж поставят взамен?
— Генерал-адъютанта Петра Тучкова, из молодых (Тучкову было за пятьдесят)... О крестьянском деле много разговоров...
— А что, из Синода нет новостей?
— Нет. Вы напрасно надеетесь, владыка. Нынешнее поколение государственных людей слишком нерешительно. Государь мне жаловался после коронации... Ну что там?
Выросший на пороге лакей доложил, что очков его высокопреосвященства в университете не нашли.
— Придётся, владыка, заказывать вам новые.
— А до тех пор? Что ж мне делать — ни читать, ни писать!
— Отдохните, — благодушно сказал князь. — Нужен же и вам покой.
— Тогда нам будет покой, когда над нами пропоют «Со святыми упокой»... Простите ворчание моё, поеду.
На Троицком подворье, едва подскочивший Алексей отворил дверцу кареты, владыка спросил:
— Нашёл?
— Нет, владыко, — с отчаянием ответил малый.
— Кто это приехал? — спросил митрополит про чужую тройку, стоявшую возле конюшни.
— Это курьер какой-то из Синода, — небрежно ответил Алексей.
— Зови! Зови его в кабинет!.. Да, чтоб не забыть, отправь князю полость медвежью, которую в дорогу мне дал.
Через минуту вихрастый послушник возник на пороге с сияющим видом.
— Нашёл! Нашёл, ваше высокопреосвященство!
— Где ж были?
— Да в карете! На сиденье сбоку лежали!
Филарет глянул в ясные, широко распахнутые глаза, взял чехол, достал очки в тёмной черепаховой оправе, неспешно надел и сказал: