Век гигантов
Шрифт:
— Ну-ну, я пошутил… — отвечал сконфуженный медик.
Его загадочная невозмутимость раскрылась просто. Оказывается, охотники перед тем, как вернуться в ущелье, все до одного заезжали во двор, не слезая с коней, кричали громко и победоносно:
— Ффель! Ффель! Вах-акьъву! — и когда медик со своими пациентами высовывался из пещеры, гарцевали перед ним по двору в позах премированных жокеев. Таким образом Скальпель заранее узнал о готовящемся ему сюрпризе.
Приобретение лошадей породило целую революцию в быте плиоценщиков, встряхнуло их, взбудоражило, заставило ворочать мозгами так, как до сего времени ни разу не приходилось ворочать. В этом заключался огромнейший фактор прогресса.
Впустив табун во двор, дикари попрыгали со
— Идиоты! — взбешенный, проорал Николка, поднимаясь с песка и растирая на плече свежий кровоподтек.
— Дёты… — гневно повторил Ург, так как в числе шести лошадей была и вторая его лошадь.
Медик тоже отозвался от своей плиты — хладнокровно и язвительно:
— Учите, учите их уму-разуму. Меня они уже перестали слушаться.
Первой истиной, которую познали дикари благодаря приобретению лошадей, было: если хочешь сохранить за собой пойманное животное, закрывай ворота.
Так они и сделали, чтобы сохранить остальных. После чего ничто более не мешало им отдаться уничтожению Скальпелевских яств.
Но время было раннее, — на часах медика, уцелевших во всех пертурбациях каким-то чудом и потерявших всего лишь стекло, минутную и секундную стрелку, стоял второй час дня… У дикарей после сытного завтрака возникло естественное желание поохотиться верхами. Их главный вождь — маленький Къколя — на это усмехнулся коротко, встал, лениво потягиваясь; следовательно, если он и не выражал безумной радости по поводу замысла краснокожих, то и не относился к нему отрицательно. Возможно еще, что он сам захочет участвовать в этой экспедиции. Дикари шумливой гурьбой побежали к табуну. В следующую минуту раздались глухие удары чего-то твердого о что-то упругое, посыпались тяжелые комья тел на песок и осенне-звонкий воздух заколебался в гневно-изумленных междометиях:
— Ваах! Охе! Ух! Ху!..
Если бы эти удары приняли на себя Скальпель и Николка, лежать бы им в постели неделю, а то и две. Дикари же вскочили, почесываясь.
Второй истиной, открывшейся им в этот день, было: если рассчитываешь кататься на только что укрощенных лошадях, всегда помещай их или привязывай отдельно от неукрощенных.
Николка, хохотавший под сурдинку, предоставил дикарям самостоятельно разделываться с возникшим недоразумением. Второй штурм, произведенный ими с теми же негодными средствами, закончился столь же плачевно. На третий — желающих не нашлось. Дикари выли, возмущенные своим бессилием и неприступностью лошадей, выли, приплясывая на месте от не находивших себе приложения сил. Скальпель с пальцем, приложенным к переносице (читай: с мыслью), подошел к Николке.
— Чем вы ловили лошадей в первый раз? — спросил он.
— Арканом.
— Почему же они сейчас не обратятся к нему? — Скальпель искренно желал помочь дикарям: их галдеж действовал на его слабые нервы…
— Потому что, — отвечал Николка, — они слишком возбуждены, чтобы помнить об аркане.
— А! Это интересно! — не то с иронией, не то серьезно произнес медик. — Вы замечательно тонко разбираетесь в их психологии. Будем смотреть!
Не прошло и двадцати минут, как дикари вдруг успокоились, а успокоясь, действительно вспомнили об аркане. Николка
После охоты, которая, кстати сказать, не состоялась по той простой причине, что охотники все свое внимание обращали на коней, открылась им третья истина и в этот день последняя: лошади, так же как и люди, как и все живущее, требовали питания, — мяса они не ели… Для Живчика Николка каждый день с самодельной косой ходил косить траву на ближайшую поляну. Дикари, хотя и видели, что Живчик питается травой, смеялись над косарем от души, не умея связать эти два факта. Теперь они связали их, когда у каждого была лошадь, отказавшаяся от мясного питания, и поняли, что косой работать гораздо легче, чем голыми руками. Николка вынул запасные косы, приделал к ним древки, и плиоценщики до темноты косили с упоением и с сознанием важности исполняемой работы.
Четвертая истина — пожалуй, самая важная — развернулась во всей широте в течение следующего дня. С утра было положено ей начало.
Дикари вставали всегда до солнца, — это был их обычай, унаследованный от звериного прошлого; к нему невольно привыкли и люди XX века: спать после пробуждения плиоценщиков, незнакомых с правилами хорошего тона и поэтому начинавших день песнями, было мудрено. В это утро заря встречалась с новыми песнями. В пещере было темно. Дикари высекли огонь, развели костер. Подле костра уселись в крут. Тоненьким голоском затянул Ург. Лукавый Ург, проказник Ург! Ург-поэт!
— Къколя пой-мал ло-о-ша-адь. Ой-е!..
Все подхватили дружно и торжественно:
— Поймал Къколя лошадь. Вах, хорошо!..
Мысли дикарей были заняты лошадьми и больше ничем; поэтому, когда розовый луч рассвета робко прокрался в пещеру и свет от костра померк рядом с ним, все, оборвав песню, бросились во двор к лошадям. Прежде всего нужно было проверить: съедена ли трава, и затем: не разучились ли они сами за ночь ездить верхом. Трава оказалась подобранной дочиста — блестящее подтверждение третьей истины и необходимости нового покоса. Пожалуй, сначала нужно было накормить лошадей, а потом кататься на них. Но Мъмэм твердо сказал «мргайя», и он был прав; так как предстоящий день не был обеспечен свежей мясной пищей, надо идти на «мргайю». Но Николка вчера обещался им показать, как строятся пещеры для лошадей, — надо оставаться во дворе… Николка действительно вылез из пещеры с топорами, пилой и неуклюжими железными гвоздями. Ему сразу же бросилась в глаза растерянность дикарей. Зная каждое движение души своих плиоценщиков, входя во все мелочи их быта, он быстро понял их растерянность: перед ними во весь рост стали четыре неотложные задачи, и они не знали, на что решиться; более всех других задач их привлекала первая: проверить свои способности в верховой езде. Но и на охоту нужно идти и на покос; не мешает также остаться во дворе, посмотреть, что собирается творить хитроумный Къколя… «Ага, милые, вот где ваш быт-то корежится!» — с удовлетворением отметил Николка. Его организаторские способности были достаточны для того, чтобы одним ходом решить четыре «трудные» задачи. Прежде всего он пристроил раненых разводить Скальпелевскую печь — сам Скальпель, воспользовавшись окончанием пещерного концерта, снова окунулся в безмятежный сон; затем двух дикарей послал в пещеру принести мяса и фруктов из наготовленных запасов, при этом сказал:
— На охоту идти не надо…
Краснокожие восторженно заплескали руками; они поняли, наконец, целесообразность запасов: им не нужно теперь ходить на охоту, привлекательность которой погасла перед более привлекательными занятиями. Запасов много — вах! На много-много дней хватит! Они могут, не заботясь о каждодневной охоте, целиком отдаваться тому труду, который их притягивает своей новизной и который им поэтому люб. Вах, какая большая голова у маленького Къколи. Что он придумал, ой-йе-йе! Это и была четвертая истина, пожалуй, самая важная, которая крепко зафиксировалась в первобытных мозгах, благодаря изменению быта, и двинула их далеко вперед по пути развития…