Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
К столику подскочил Жорж, сунул мне кассету, шепнул: «Свою жертвую, себе позже перепишу», — и пронесся к стойке.
— Что это? — Борис кивнул на кассету.
— Запись шоу «Мефисто». Вы уже видели?
Киноактер совершенно по-детски надулся, вспомнив свежую обиду, но мигом сумел справиться — засмеялся, подмигнул.
— Рита покажет, похвастается. — Лицо его просияло ясной, нежной улыбкой. — Наслушался я вашу Танюшу и решил обвенчаться.
Я с трудом переключился с сумасшедшего следствия на события нормальные,
— Имейте в виду — это навсегда, навечно.
— А я так и хочу!
— Когда же?
— Надеюсь, завтра.
— Пятница — день тяжелый.
— А с понедельника, говорят, Петровский пост, не венчают. Она не знает еще, сюрприз. О! — отвлекся Боб. — Продюсеры удаляются, необходимо откланяться.
За стеклянной завесой возле шикарного лимузина сосредоточенно докуривала сигары респектабельная тройка; сценарист, казалось, смотрел мне прямо в глаза с усмешкой. Я поднялся вслед за Вольновым, прихватив салфетку с непостижимым жучком.
27
— Какое-то насекомое… майский жук?.. не разбираюсь. — Василевич вернул мне салфетку. — А в чем, собственно, загвоздка?
— Только вы один знали… — Я запнулся: Танюша с Савельичем тоже знают, но они вне подозрений! — Знали о найденной в квартире на Плющихе записке с «магическим» текстом.
— Узнал от вас, ну и что?
—: Кроме заклинания, на листке был воспроизведен вот такой рисунок.
Он пожал плечами.
— Существуют насекомые, живущие под землей?
— Возможно. А «загвоздка» в том, что записку украли.
— Серьезно? — Сценарист развернулся ко мне серебристым окунем; мы сидели в его машине, как вчера: он за рулем, я позади. — Вы намекаете, будто я украл? Делать мне больше нечего!
— Мне до сих пор неясна ваша роль в этой чудовищной истории.
— Не роль чудовища — всего лишь статиста, случайно выбранного режиссером в тот вечер — шестого июня.
— Случайно ли?.. Я уже говорил вам, что в клубе было полно ее знакомых.
— В том числе и вы.
— Хорошо, не будем переливать из пустого в порожнее.
— Согласен. Загадка насекомого — это не скорпиончик, случаем? — интереснее.
— Может, и скорпион. Мне он запомнился как паук, но когда восстановил изображение в деталях… нет, не то.
— Не то. Кажется, вы упоминали, что текст написан рукой Виктории Павловны.
— По словам мужа — да.
— Поверим на слово. Значит, дело не в почерке… «Приди ко мне тот, кто под землей» — врезается в память. Если листок действительно украли, то из-за рисунка, так? То есть пресловутый жучок способен каким-то непонятным образом вывести на след убийцы.
С умным человеком беседовать не в пример приятнее, но, наверное, и опаснее. После паузы раздумья разумный логик («прагматик» — так он себя назвал? станет ли прагматик разрушать свой
— С другой стороны, и рисунок восстановить несложно — вы же восстановили.
— У меня очень приличная профессиональная память на детали, вот эти лапки, полоски… Преступник мог об этом не знать.
— Если эти детали так важны, то почему он не забрал записку сразу, вместе с ковром?
— Забрал! Как она очутилась в прихожей? Обронил — это очевидно.
— Небрежность, вызывающая сомнение в важности улики.
— О нет! Ради нее он пошел на вторую кражу. Чисто зрительно мне представляется, что листок выпал из книги.
— Из книги о насекомых?
— О черной магии. «Приди ко мне…»
— Ой, не надо! — Сценарист иронически поморщился. — Правда, нынче нас великий наплыв магов-шарлатанов, но речь-то идет о реальном конкретном преступлении.
— Режиссер Любавская также занималась делом конкретным — подготовкой к экранизации «Египетских ночей».
Лев-Васька удивился, взволновался.
— Вы проводите связь…
— Нащупываю.
— Древний Египет славен оккультными изысками, не так ли?
— Да уж.
— А как вы работали над сценарием?
— Меня не приплетайте! Я так глубоко не копал.
— Отчего же?
— Себе дороже… затягивает. Знаете, как египтяне сами называли свою страну (Египет — это по-гречески)? Кем — в переводе «тайна». А я человек здешний, простой.
— Бывает простота хуже воровства.
— Это мой собственный замысел! — возразил сценарист чуть ли не угрожающе.
— И все-таки попытайтесь вспомнить, при каких обстоятельствах Вольнов подсказал вам композицию сценария?
— Не было этого!
— Да зачем ему выдумывать?
— Я с этим идиотом разберусь.
— Сначала со мной. Скажите: зачем? Кинозвезда не претендует на авторство.
— И я ни на что не претендую.
— Чему посвящена была сегодняшняя встреча с продюсерами?
— Другие планы, другие замыслы.
— Почему же вы оставили прежний, пушкинский? Любавский вам уже не соперник.
— На пушкинский денег не дают. — Сценарист помолчал и признался: — Вообще, «Египетские ночи» после этих смертоносных событий имеют для меня какой-то болезненный привкус.
— Не связан ли он с употреблением наркотиков?
Ироническая маска напротив сменилась на тревожно-страдальческую.
— Что за бестактный вопрос? Поосторожнее, сыщик!
Я решил его простодушного дружка не закладывать и отозвался неопределенно:
— В вашем… в нашем кругу чего только не насмотришься. Творческая, так сказать, интеллигенция переживает неодекаданс с болезненным привкусом — страх перед грядущим, как те, из… из «серебряного века»… ну, забывается, возбуждается, кто во что горазд.