Век невинности
Шрифт:
«Оригинальный?.. Нет, Мэй, мы все — как те самые куколки, которых вырезают, сложив пополам лист бумаги. Мы все — словно надписи на стене, выведенные по трафарету. Можем ли мы с вами, Мэй, вырваться из этого заколдованного круга?»
Он остановился и, в разгаре дискуссии, заглянул в лицо своей невесты. Она смотрела на него с нескрываемым восхищением.
«А мы возьмем и сбежим!» — засмеялась она.
«Если пожелаете…»
«Вы любите меня, Ньюлэнд! Я так счастлива!»
«Так давайте попытаемся стать еще счастливее!»
«Но ведь мы не
«Но почему нет, почему?..»
Казалось, Мэй немного устала от его настойчивости. Она прекрасно понимала, что они все равно не смогут жить так, как в романах, но ей трудно было объяснить даже себе самой, почему она так считает.
«Я не достаточно умна, чтобы спорить с вами. Но не кажется ли вам, что все романы довольно вульгарны?» — сказала она, делая акцент на последнее слово, надеясь, что после этого Ньюлэнду вообще не захочется продолжать разговор.
«А вы так боитесь стать вульгарной?»
Такой вопрос явно шокировал ее.
«Разумеется, мне бы не хотелось, — да и вам, надо думать, тоже!» — ответила она немного раздраженно.
Ачер молчал, нервно постукивая палочкой по кончику своего ботинка. А Мэй, считая, что нашла верный способ прекратить затянувшуюся дискуссию, защебетала непринужденно:
«Кстати, я не говорила вам, что показывала Элен мое кольцо? Она так прямо и сказала, что ничего подобного в своей жизни не видела. Говорит, такого не купишь даже в фешенебельных парижских магазинах! Ньюлэнд, как я вас люблю! Как славно, что у вас такой превосходный художественный вкус!»
На следующий день Ачер сидел у себя в библиотеке в полном расстройстве и курил; перед ланчем к нему заглянула Дженни.
Он не стал заходить в клуб на обратном пути с занятий по юриспруденции, которую он изучал на досуге, особенно себя при этом не утруждая (что было характерно для всех состоятельных людей Нью-Йорка, принадлежавших к его кругу).
Ачер был не в духе; накопившееся раздражение могло с минуты на минуту выплеснуться наружу. Он с ужасом думал о том, что изо дня в день ему придется делать одно и то же в течение всей своей жизни.
«Однообразие — и скука!» — пробормотал он, и эта фраза, как его собственный девиз, прочно засела у него в мозгу. Он повторял ее, глядя на знакомые фигуры людей в цилиндрах, развалившихся на кушетках. И, вместо того, чтобы зайти в клуб, он решил отправиться домой. Он знал не только то, о чем в этот час пойдет разговор в клубе, но и кто какую точку зрения выскажет. Темой дискуссии, вне всякого сомнения, будет визит князя. Впрочем, не обойдут молчанием и появление на Пятой Авеню золотоволосой леди в экипаже черного цвета, запряженного парой черных лошадей (похоже, мистер Бьюфорт уже взял на себя заботу о ней). «Такие женщины» (как их обычно называют в Нью-Йорке) — большая редкость. А если они при этом управляют собственным экипажем… Одним словом, когда мисс Фанни Ринг соизволила прокатиться по Пятой Авеню среди бела дня, людской муравейник зашевелился. Всего за день до этого ее экипаж едва
«А если подобное случится с миссис Ван-дер-Лайден?» — с тревогой в голосе спрашивали друг друга люди. Ачер буквально слышал, как Лоренс Лефертс пытался воспрепятствовать дезинтеграции клуба.
Ачер раздраженно поднял голову, когда Дженни вошла в кабинет, а потом снова уткнулся в книгу («Частелард» Свинбурна, только что вышедшую в свет); он сделал вид, будто не замечает сестру. Девушка бросила взгляд на письменный стол, заваленный книгами, взяла один из томов и, прочтя название — «Юриспруденция», — скорчила гримасу и бросила его поверх учебника французской грамматики. Она со вздохом произнесла: «До чего же умные книги ты читаешь!»
«Ну?» — спросил он, когда девушка принялась расхаживать по комнате с видом вещей Кассандры.
«Мама сердится…»
«Сердится? На кого? И, главное, за что?»
«Только что я навестила мисс Софи Джексон. Она сказала, что после обеда к нам заедет ее братец. Софи не стала особенно распространяться по существу дела: он ей строго-настрого запретил. Самому хочется рассказать во всех подробностях! Он сейчас у своей кузины, Луизы Ван-дер-Лайден…»
«Ради бога, детка, ближе к делу! Одному богу известно, что за бред ты несешь!»
«Не следует поминать Господа всуе, Ньюлэнд… Мама недовольна тем, что ты не посещаешь церковь!»
С тяжким вздохом он снова уткнулся в книгу.
«Ньюлэнд! Послушай! Эта ваша мадам Оленская была вчера вечером у миссис Лемюэль Страферс. Она явилась в сопровождении князя и Бьюфорта.»
При упоминании имени последнего, молодой человек почувствовал, как у него в душе все закипает.
Чтобы не дать раздражению вылиться наружу, он рассмеялся.
«Ну и что из того? — сказал он. — Я знал, что она собиралась поехать».
Дженни побледнела. Глаза ее даже забегали от нервного напряжения.
«Тебе это было известно, и ты не попытался остановить ее? Ты ее не предупредил?»
«Остановить? Предупредить? — он снова рассмеялся. — Но ведь я не на графине Оленской женюсь, не так ли?»
Слова эти прозвучали, как гром среди ясного неба, даже в его собственных ушах.
«Ты, можно сказать, женишься на ее семье!»
«Семья — семьей!» — усмехнулся он.
«Ньюлэнд, неужели тебе никакого дела нет до ее родных?»
«Ни малейшего!»
«И тебе все равно, что обо всем этом подумает мамина кузина, Луиза Ван-дер-Лайден?»
«А чего ради она идет на поводу у наших старых дев и слушает ту галиматью, которую они несут!»
«Ты и маму нашу готов записать в старые девы?» — спросила незамужняя Дженни. При этом губы ее дрожали.
Ему очень хотелось крикнуть ей в лицо: «Да, и не только ее, но и Ван-дер-Лайденов и вообще всех вас. Вы похожи на наседок, старающихся уберечь своих цыплят от бурь и невзгод неумолимой реальности».