Век перевода. Выпуск первый (2005)

Витковский Евгений Владимирович

КРАСНАЯ ПТИЦА, БЕЛАЯ ПТИЦА

Кермесса! Остров охватило пламя от фейерверка в бухте перед нами; вот искры, оседая чередой, сгорают, — и внезапно над водой в черте стрелы… в черте и оперенье я красной птицы узнаю паренье — ее встревоженную круговерть и крик: «рожденье, смерть, рожденье, смерть». Грядет восход; а заклинанье злое в извилины вонзается иглою, вопрос гнетет до боли головной: к чему, к чему над серою страной, выискивая, кем бы поживиться, извечно птица красная кружится, к чему ее тревога, круговерть и крик: «рожденье, смерть, рожденье, смерть»? «Из ваших тел, что, смертью жизнь поправ, летят

ко всесожжению стремглав, я возвожу гнездо — и на рассвете воспряну ото сна, как ваши дети. И пусть я раньше бултыхалась в плавнях, мешая гущину трясин прадавних, — с пожарищем гнездовий-городов опять исток мне в плесени готов».

*

Мерцанье звезд; и охватило пламя Земную сферу во вселенской яме; вулканы затухают в свой черед; смотри, смотри! — на амальгаме вод под красной птицей — контур белой птицы: двуцветная парабола двоится и, с криком покидая города, по двум стезям взмывает в никуда. «А, из гнезда богов яйцо свалилось на землю! — я сквозь скорлупу пробилась и в поднебесьи, всем ветрам назло, дугой лечу, вставая на крыло. Сную повсюду с ночи до утра я и, палочки сухие собирая, крест-накрест их слагаю, дабы впредь для вечности грядущей умереть. И как цветные сполохи зарницы, как запахи гвоздики и корицы, так тайна гибели моей пьянит: меж вайями семижды прозвенит мой клич предсмертный — и в гнетущем зное, из плоти, ставшей дымом и золою, сокрытые забвеньем города взрастают над останками гнезда».

СВЯЩЕННЫЙ СКОТ

Мое последнее достоянье — днем его стерегу я вдоль берега Таки, а ночью — в краале, что между кусонией и валуном: они, пасущиеся там, где ибис гнездится в ветвях молочая над стручками, термитником и травостоем; они, подвластные быку, что бьет копытом о землю, лишь только учует запах коровы; они, шествующие стадами сквозь хоровод танцующих импи в краали инкоси — Сензангаконы и Дингаана; они — три моих страсти: всё земное, женщина и Величайший Дух над краалем, что между кусонией и валуном.

ТРЕФОССА (1916–1975)

HUMOR IN EXCELSIS!

Случилось Дьяволу уразуметь, Что, воплотясь до окончанья года, Господень Сын явит собою впредь Спасенье человеческого рода. «Ишь! Только свету попусту гореть? — Взвился Нечистый. — Это что за мода? Лишь мне подвластна вся электросеть, Связующая звезды небосвода!» Но… пшик! — Проводку вдруг закоротило, И Сатане на бороду, на рыло Метнулось пламя: срам весьма велик! И «Юмор в Вышних!» — ангелы запели, Когда послышался из колыбели Младенца Иисуса первый крик.

Елена Тверская^{34}

УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН (1907–1973)

***

Секрет себя обнаружит в итоге, как и всегда. За чашкою чая жажду язык выдает — беда! Сама себя перескажет история за меня. Тихи глубокие воды, да дыма нет без огня. За трупом в резервуаре, за тенью, что днем растет, За танцем той, что танцует, за рюмкой того, кто пьет, За приступами мигрени, за вздохами — всякий раз Иная лежит причина, чем та, что видна для глаз. У песни, случайно спетой у монастырских стен, И у гравюр в столовой с видом охотничьих сцен, И у рукопожатья во время летней игры — Есть у всего причина, скрытая до поры.

***

Все трубочисты Отмывают лица, шеи позабыв; Все машинисты Сходят с вахты, и корабль идет на риф; Три

сотни пышек Лучший пекарь оставляет на огне; На гробе пишет Гробовщик записку: «Позже приходите вы ко мне. Меня зовет любовь!» Все водолазы Выплывают на поверхность в пузырях; Шоферы сразу Тормозят свои экспрессы на путях; И сельский ректор Посреди псалма из церкви прочь спешит; И санинспектор, Крышку люка обнимая, вдоль по улице бежит, — Когда зовет Любовь.

***

О, что там слышен за дробный звук, Будто бы грома раскаты, раскаты? — Это солдаты идут, мой друг, Идут солдаты. О, что это там засверкало вдруг? Издалека этот блеск так ярок! — Солнце на ружьях блестит, мой друг, Свет его жарок. О, что же они собрались вокруг, Что же им надо тут в воскресенье? — Может, маневры идут, мой друг, Или ученья. О, отчего они, сделав круг, К нашей свернули дороге, дороге? — Может, команда была, мой друг, Что ты в тревоге? О, у кого-то из них недуг, Нужен им доктор? Их кони встали? — Нет, там никто не ранен, мой друг. Даже и не устали. О, может, чей-нибудь болен дух, Нужен наш пастор им, верно? верно? — Нет, они церковь прошли, мой друг. Топая мерно. О, значит, им нужен сосед наш, пастух, Это к нему они, я же вижу! — Нет, они мимо прошли, мой друг, И уже всё ближе. О, но куда же ты? Наших рук Не разнимать ты мне клялся адом! — Нет, я любить обещал, мой друг, Но идти мне надо. Сломаны двери, и выбит замок, Больше запорам держать нет мочи; О, их шаги тяжелы, как рок, И горят их очи.

***

Что на уме, голубок, дружочек? Мыслей, как перьев, всё гуще строй. Ждешь ли свиданья, денег ли хочешь, Или лелеешь план воровской? Очи открой, мой баловень нежный, Будет охота — лови меня. Заново мир открывая прежний, Встань на краю молодого дня. С ветром взлети, мой змей поднебесный, Птиц заглуши и небо затми; Страхом срази, оживи, как в песне, Сердце пронзи — и себе возьми.

КТО ЕСТЬ КТО [45]

За шиллинг вам все факты выдаст Том: Как бил его отец, как он бежал, Все беды юности; деянья, что потом И сделали его тем, кем он стал. Как воевал, охотился, шутя Вершины брал, именовал моря Великий этот деятель, хотя И он страдал в любви, как вы да я. При всем величье, он вздыхал о той, Кто, жизнью наделенная простой (Как изумленным критикам ни жаль), Ответила на несколько едва ль Его прекрасных, длинных писем, но Из них не сохранила ни одно.

45

«Who is Who» — сборник биографий великих людей.

КОРАБЛЬ

На улицах светло, повсюду чистота, Мухлюет в карты третий класс, а в первом ставки бьют; Никто из нищих на носу не видел никогда, Что происходит — и зачем — внутри кают. Строчит письмо любовник, спортсмен бежит с мячом, Кто не уверен в чистоте, кто в красоте жены, Юнец амбиций полон, Капитан давно ни в чем Не видит смысла, кажется; а кто-то видит сны. Так наш культурный мир плывет путем прогресса Вперед по глади волн, и где-то там нас ждет Восток септический, цветов и платьев вид чудесный; И Завтра хитроумное в постель свою идет, Задумав испытать мужей Европы; неизвестно, Кто будет низок, кто богат, а кто — умрет.