Век золотых роз
Шрифт:
Но к вечеру четвертого дня Элхаджу показалось, что он начинает привыкать к морозу. Ему даже стало жарко в тех лохмотьях, что когда-то являли собой поношеную альсунею. Только вот перед глазами все плыло, кружилось; деревья, словно сговорившись, то и дело принимались водить хороводы, покачивая снежными макушками…
Синх раздраженно глядел в широкую спину Дар-Теена. Тот совершенно непостижимым образом теперь шагал впереди, то и дело оглядываясь, как будто Элхадж шел слишком медленно. А потом все подернулось мутной дымкой, и он понял, что лежит в
Дар-Теен склонился над ним. Зло прошипел на общем:
– Ну, и кто из нас тупица, а?
– Оставь меня! – взвился Элхадж, – оставь! Ты сам увязался за мной, я тебя не просил!..
Синх еще раз попробовал подняться, но тут же, к собственному стыду, рухнул обратно в снег. Дар-Теен несколько мгновений молча смотрел на него, склонив набок голову. Затем отстегнул от пояса заветную флягу, зубами вытянул пробку и поднес горлышко ко рту Элхаджа.
– Пей. Может, полегчает…
– Сам пей это пойло, – огрызнулся синх. И как-то запоздало заметил, что шрам на скуле ийлура побелел.
Через мгновение крепкие пальцы сдавили горло.
– Пей, тупая ящерица, не то удавлю!..
Элхадж задергался, пытаясь освободиться, перед глазами запрыгали цветные мячики… В рот хлынуло нечто жгучее и совершенно отвратительное на вкус, он закашлялся, попытался выплюнуть – но железная рука ийлура сжала челюсти, заставляя глотать. По горлу прокатилась огненная волна.
– Ох, ну что за дурак, – устало выдохнул ийлур.
Аккуратно закупорил фляжку и, легко взвалив Элхаджа на плечо, зашагал к просвету между деревьями.
…Он лежал на еловых ветках, укрытый ими же сверху. Рядом пылал огромный костер – казалось, рыжие языки пламени с аппетитом облизывают морозное синее небо. И впервые за последние дни было тепло, даже жарко… слишком жарко.
– Все, что ты делал, было неправильно, – назидательно сказал Дар-Теен, появляясь сбоку. В руке он держал кусок дымящейся зайчатины, насаженной на остро заточенную ветку. – На вот, подкрепись. И не дури больше, синх. Вы же так кичитесь своей великой мудростью! И где она, эта ваша мудрость? Одна дурость, я бы сказал.
Элхаджу еще никогда не было так стыдно. Вот, пожалуй, тот миг, когда действительно стоит провалиться под землю, в царство Шейниры…
– Я тебе не нравлюсь, и я тебе враг, – спокойно продолжал ийлур, – ну так что с того? Ты мне тоже не по сердцу, уж поверь… Но у меня есть цель, к которой я иду. И у тебя есть цель, ведь так? И неужели ради чего-то большого и важного ты не можешь хотя бы на время смириться с тем, что идешь бок о бок с ийлуром?.. Если это так, то в жизни не видел столь безмозглого синха.
Дар-Теен нащупал пальцы Элхаджа под еловыми ветками, выудил его руку и насильно всучил поджаренное, с дымком, мясо.
– Ешь. Клянусь Фэнтаром, если не будешь, то я оторву твою глупую башку… В конце концов, ты и так болен, можешь умереть в этом лесу. Так какая мне разница, а? Все равно самому добираться до Храма. А ведь хотел, как лучше,
Потом Дар-Теен ушел, и вернулся с горячей водой в котелке. Ловко приподнял голову Элхаджа и принялся его поить. Горло пылало, о затылок словно били молотком в такт ударам пульса… И сил не осталось совсем. Даже для того, чтобы выбить из рук ийлура котелок. Синх прикрыл глаза.
– Ты идешь в Храм, – донеслось издалека, – я тоже. Так что не будь дураком, нам вместе сподручнее, уж до Храма Шейниры – точно.
Элхадж приоткрыл один глаз, покосился на Дар-Теена.
– А тебе-то зачем в наш Храм?
Горло исторгло сиплое мяуканье, но ийлур прекрасно понял вопрос. Почесал подбородок – непривычно лысый. Борода, заплетенная на две косички и столь раздражавшая синха, исчезла.
– Э, видишь ли, ящерица… Дал я одно обещание ийлуре, которая из-за меня погибла. Я виноват, слишком виноват перед ней, и исполню клятву, чего бы это ни стоило, иначе не найти мне покоя в садах отца нашего Фэнтара.
– И, надеясь на покой у ног своего бога, ты идешь в темный храм? – Элхадж даже ухмыльнулся, – ты же осквернишь себя навеки, соприкоснувшись со святыней проклятых душ!
Ийлур пожал плечами и беспомощно ответил:
– Может быть. Но я должен выполнить то, что обещал моей Лиэ-Нэсс.
…Позже Элхадж задремал. Ему было жарко, и снилось, что вновь лежит он под одеялом в родном гнезде, а рядом, пиная в бок, смешно дергает ногами малыш. В очаге бодро трещали еловые ветки, жар расползался по глиняному полу, обвивал душным коконом. Элхадж все пытался сбросить одеяло, но кто-то ему мешал, натягивая войлок до самых глаз и приговаривая «лежи, не дергайся».
Потом появился метхе Саон, живой и веселый, долго рассказывал про квадрат мироздания, четверку богов-покровителей и равновесие сил в Эртинойсе. Ночь сменяется рассветом, и за Шейнирой, олицетворяющей тьму, следуют утренние сумерки и с ними мудрый Хинкатапи. А после того, как прошел день, когда наиболее сильны дети Фэнтара, наступает закат и – во время коротких вечерних сумерек склоняет к Эртинойсу свой лик Санаул, отец всех элеанов…
Грозя пальцем, старый метхе шелестел:
– Ты еще молод и глуп, Элхадж. Пойми, что все, что с тобой случается – по воле Шейниры. Каждая вещь на твоем пути есть божественный знак, и ты должен принимать их с благодарностью, потому как они могут послужить на пользу и тебе, и твоему народу.
– Что, ийлур – это тоже божественный знак? – пытался язвить синх, высовываясь из-под жаркого одеяла.
– А ты как думаешь? – метхе укоризненно качал головой и неожиданно сильными руками натягивал одеяло обратно, – пораскинь мозгами, Элхадж, разве тебе под силу одному пересечь северный лес и равнины, и добраться до Диких земель – а там, уж поверь, немало опасностей… Чтобы дойти до долины Золотых роз, вернее, до того места, где раньше росли священные цветы Шейниры, придется одолеть немало врагов. И как ты это собираешься сделать в одиночку?