Век
Шрифт:
— А что, если Америка победит? — выкрикнул один морской пехотинец.
Капитан Ямашита захихикал. Затем он обернулся к своим солдатам и прокричал что-то по-японски. Они стали хохотать и свистеть.
— Как Америка может победить? — ответил Ямашита, все еще улыбаясь. — Японцы овладели всем Тихим океаном.
Американцы переглядывались и пожимали плечами.
— Нам дадут поесть? — выкрикнул другой. — До Баланга девятнадцать миль отсюда.
— Пищу получите в Баланга, — ответил Ямашита. — Ладно, выходим. Пошли.
— Пошри, — передразнил произношение японца Ник.
— Выходим, пожаруста, — эхом откликнулся Том Рид.
— Надеюсь, он пошутил, что мы сумеем проделать весь путь отсюда до Баланга пешком за один день. Я точно не смогу пройти девятнадцать
— Думаю, он именно это имел в виду, — разочаровал его Рид. — Нипы — лучшие ходоки, чем мы. Для них девятнадцать миль — это прогулка.
Глядя на своих истощенных товарищей, Ник все еще надеялся, что Рид ошибался. Но тот был прав. План прогнать пешком и транспортировать американских и филиппинских пленных от Маривелеса в лагерь «О'Доннел» на общее расстояние в девятнадцать миль предложил генералу Хомма его специалист по транспорту — генерал-майор Йошиката Каване. Другая его идея состояла в том, чтобы кормить американцев тем же пайком, что и японских солдат. Более того, он доложил своему начальнику, что полевые госпитали для больных и раненых уже подготовлены в Баланга и Сан-Фернандо, крупном железнодорожном узле.
Хомма в основном одобрил этот план, думая, что пленных насчитывается около двадцати пяти тысяч человек. На самом же деле их было более семидесяти пяти тысяч, — американцев и филиппинцев, — уже истощенных и погибающих от голода людей, каждый десятый из которых к тому же страдал от малярии или дизентерии. Более того, госпитальная служба у японцев практически отсутствовала.
В таких условиях и начался Марш смерти на Батаане.
Поначалу Ник никак не мог взять в толк явную несерьезность отношения японской охраны к пленным. Одна группа американских пленных была отправлена пешком из Маривелеса на север вообще без охраны. Вторая группа, включая Ника и Рида, шла под относительно плотной охраной. Вдобавок одни японцы, как и капитан Ямашита, казались в меру дружелюбными. Другие же совершали дикие выходки по отношению к американцам по малейшему поводу. Менее чем через час после выхода в свой далекий путь на север к Баланга группы из ста американцев, в число которых входил и Ник, один из пленных заметил на краю грязной дороги артезианский колодец и выбежал из строя к нему, чтобы напиться. Крикнув ему что-то на яростном японском, один из конвойных взмахнул винтовкой и прикладом размозжил ему голову. Американец упал на дорогу без сознания.
— Подонок, — сказал Ник, направляясь к охраннику.
Рид схватил его за руку:
— Не лезьте в это дело.
— К черту! Мы — военнопленные, а не скотина!
Выдернув свою руку из руки Рида, он подбежал к конвойному, который орал на лежавшего без признаков жизни американца.
— Ты когда-нибудь слышал о Красном Кресте? — закричал Ник. — Красный Крест! — повторил он, показывая на пальцах. — Женевская конвенция?!
Японец уставился на него. Он поднял винтовку и направил ствол в грудь Нику. Он извергнул из себя поток каких-то слов по-японски, очевидно, предупреждая, что его место — в строю. Ник поглядел на штык, потом перевел взгляд на лежавшего американца. Тот уткнулся лицом в дорожную грязь. Его затылок был залит кровью. Другие пленные остановились посмотреть. Ник огляделся, поискав взглядом капитана Ямашиту. Но его нигде не было видно. Он чувствовал, как острие штыка уперлось в его ребро, слышал, как японец кричал на него снова и снова. Сдавшись, он пошел обратно в колонну пленных.
— Они в жизни не слыхали о Женевской конвенции, — сказал Рид. — А если бы и слыхали, они постарались бы поскорее забыть о ней для своего же спокойствия. О, черт возьми, смотрите!
Ник обернулся назад и увидел, как японец пинает ногами американца, очевидно крича ему, чтобы тот встал. Когда по-прежнему лежавший без сознания американец не отреагировал, японец поднял винтовку и со злостью воткнул штык ему в спину. Кровь струей ударила вверх, и Ник содрогнулся, начиная понимать, в каком кошмаре он оказался.
Марш продолжался. Слева от американцев возвышалась гора Батаан, справа — аквамариновые воды Манильского
— Проклятые ублюдки, — ворчал Рид. — Они думают, это — игра.
— Что бы ни было, мы точно до Баланга сегодня не доберемся.
— А это значит, и жратвы не будет. Боже, я умираю от голода.
По сути дела, на грани голодной смерти были все. И состояние людей быстро ухудшалось из-за изнуряющих условий этого похода. Охрана реквизировала рисовый амбар и загнала в него всю сотню пленных. Им отпустили по миске червивого риса на каждого и один раз дали напиться из колодца, прежде чем заперли на ночь. Амбар был набит до отказа и провонял потом и испражнениями людей; из-за дизентерии кишечник большинства из них превратился в решето, и они непроизвольно пачкали свои штаны.
Ник, сидевший на корточках в углу рядом с Томом Ридом, снял свои ботинки, подметки которых наполовину износились, и растирал опухшие ноги. Несколько человек разговаривали, но Рид прошептал:
— Хотите сигарету?
— Я не курю.
— Хорошо, а то осталось всего три штуки. Меня будет ломать, если я не покурю хотя бы японского табака.
Утром пленных выпустили из душного амбара, и они проковыляли наружу, глотая свежий воздух. Вскоре этот печальный марш продолжился. Та некоторая сдержанность, которую конвойные проявляли в первый день, теперь исчезла, как будто их заносчивость росла по мере ухудшения состояния пленных. Отставших пристреливали: Ник в общей сложности насчитал шесть смертей за одно только утро. Их тела бросили у дороги распухать на солнце. Ник был вне себя от ярости, но ни он, ни другие не предпринимали новых попыток к сопротивлению, ибо понимали, что это приведет к усилению жестокости со стороны японцев. Но по мере того как солнце выпаривало последние капли влаги из страдавших от жажды людей, большинство которых к тому же было обезвожено распространяющейся дизентерией, пленных охватывало какое-то безумие. Проходя мимо множества встречавшихся придорожных артезианских колодцев, они выбегали из колонны ради глотка воды, хотя и понимали, что навлекают на себя смерть. Многие поплатились жизнью. Однако с изысканной утонченностью садизма около одиннадцати часов дня конвойные позволили взрослым мужчинам побежать на ферму напиться из грязной лужи, в которой лежали водяные буйволы. И хотя Ник и Рид оба тоже сходили с ума от жажды, чувство самосохранения заставило их воздержаться от этой самоубийственной «передышки на коктейль». Они поступили правильно, поскольку те, кто отведал той водицы, в течение нескольких дней умерли от острых кишечных инфекций.
В полдень конвойные дали пленным получасовой отдых, заставив их, однако, сесть прямо на дороге, вместо того чтобы дать им возможность укрыться в тени придорожных деревьев. Охранники не позволили пленным и облегчиться в канаве. Американцы сидели оцепенелые на жгучем солнцепеке. Многие стонали от жажды или ужасных болей в кишечнике. Когда они двинулись дальше, Ник сказал Риду:
— Боже, да ведь они же палачи.
Не прошло и десяти минут, как на дороге появился «бьюик», направлявшийся на юг к Маривелесу.
— Должно быть, кто-то важный, — сказал Рид. — За рулем у него — шофер.
И действительно, четырехдверный автомобиль с открытым откидным верхом выглядел внушительно. Машину вел японский капрал, а на заднем сиденье подчеркнуто прямо сидел только один офицер, полковник, который вглядывался в медленно проплывавшие перед ним лица пленных.
— Поглядите-ка, проклятые нипы ему кланяются! Как вы думаете, это не Хирохито?
— Это не он, но ты близок к истине, — сказал Ник, узнав молодого офицера на заднем сиденье.