Вексель судьбы. Книга 2
Шрифт:
В тревожном молчании Петрович проделал сложную и одному только ему ведомую последовательность действий, благодаря которой через минуту-другую в его трубке послушался тихий, но чистый голос Елизаветы Валерьяновны.
— Васенька, что случилось?
— Лиза, сможешь “Синий платочек” на своём музтрестовском баяне на рацию сыграть?— попросил Петрович.— Да, пока не забыл,- переключи восьмой канал на дуплекс.
— А зачем?
— Лиз, это не по телефону. Но если помнишь - мы с тобой под эту песню били фашистов, то есть били не просто немцев в гитлеровской форме, а били в широком
— Уж переключила! Дай схожу за аккордеоном, он у меня в гардеробе стоит, в соседней комнатке…
Из трубки донёсся скрип отодвигаемого стула и шаркающий звук удаляющихся шагов.
Алексей покачал головой.
— Ты, конечно, это здорово придумал, но по-моему - это авантюра. Пусть и красивая, но - авантюра.
— А у нас есть другие варианты?
— Думаю, что нет.
— И я так тоже рассуждаю. Поэтому всё, что мы можем - это побеспокоить богов войны, которые, надеюсь, ещё не забыли про нас… Если правда за нами, то пусть поднимутся силы мщения, вскипит ярость благородная, а? Но ведь должна, должна же моя катушка ожить, не мог я ошибиться!..
В трубке снова послышались шаги, скрип половицы и частое, напряжённое дыхание.
— Лиза, всё в порядке у тебя?— в нетерпении прокричал Петрович.
— Да, да… Секундочку подожди, Вась, дай усесться получше…— донеслось в ответ.
Алексей наклонился к Петровичу и поинтересовался шёпотом:
— Слушай, а ведь ты разговариваешь с ней отнюдь не как внук погибшего товарища.
— Ишь, догадался!— усмехнулся Петрович.— Она тоже догадалась… почти сразу. Потом рассказывала, что когда прозрела меня, такого молодого, а затем сама погляделась в зеркало - то не выдержала и решила наглотаться таблеток, чтоб концы отдать. К счастью, обошлось. Так вот и живём помаленьку, друг другу помогая.
— А как к этому её внук и правнук отнеслись?
— Они, к счастью, не знают ничего, и не будут ничего знать. Это у нас самая большая тайна. Ведь в их жилах, как ты догадываешься, моя кровь течёт.
Лицо Алексея немедленно озарилось нескрываемой радостью:
— Если честно - то я так и предполагал! Молодец, Петрович, поздравляю!
— Это её поздравлять надо. А я-то что? Ведь она очень тяжёлую жизнь прожила, пока я семьдесят лет отдыхал под сосной.
В этот момент из трубки послышался шум раскрываемых мехов - и сразу же следом зазвучал первый аккорд знаменитой мелодии, взятый энергично, точно и глубоко.
Проиграв вступление, Елизавета Валерьяновна с изящностью мастера уменьшила темп - и звуки куплета, вновь набирая силу, понеслись широким и волнующим потоком:
Синенький, скромный платочек
Падал с опущенных плеч…
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых радостных встреч.
Порой ночной
Ты распрощалась со мной -
Нет прежних ночек,
Где ты, платочек,
Милый, желанный,
Это Петрович начал было потихоньку напевать довоенный текст “Синего платочка”. Неожиданно он помрачнел - и продолжил на полтона ниже стихами уже из грозной поры:
Кончилось мирное время,
Нам расставаться пора…
На этом месте Петрович замолчал, однако песню, забыв про отсутствие голоса и категорически не попадая в ноты, подхватил расчувствовавшийся Шамиль:
…Строчит пулемётчик
За синий платочек,
Что был на плечах дорогих!
Вскоре мелодия поплыла по второму кругу. Елизавета Валерьяновна творила чудеса, в своём возрасте играя ровно и сильно, ни разу не позволив мехам нарушить её простой и вдохновенной гармонии.
— Опорную ноту она выдает исключительно чисто… Когда, по-твоему, рванёт?— поинтересовался Алексей, начавший понемногу верить в осуществимость безумной затеи.
— Сам считаю… Рванёт, когда конденсатор от катушки зарядится и даст искру. Наверное, минут через пять. Или через семь.
— А если не сработает? Такое же тоже возможно?
— Возможно. Техника ведь - сам понимаешь…
— А что тогда?
— Поблагодарим Лизавету за концерт и уедем,— с показным равнодушием ответил Петрович, отворачиваясь.
Однако по его голосу и виду Алексей понял, что рвануть всё-таки должно.
— Слушай, но ведь там же люди непричастные есть,— вдруг вспомнил он.— Охранники и всякая челядь. Давай я сбегаю и предупрежу, чтобы уходили немедленно.
— Лучше не рискуй, сиди тут,— посоветовал Петрович.
— Да уж нет, надо дать им шанс. Попытаюсь хоть кого-то на улицу выгнать.
Петрович понял, что остановить Алексея в порыве человеколюбия он уже не сможет, и поэтому лишь успел прокричать вслед:
— Четыре минуты! Только четыре минуты есть у тебя, ни единой больше!
— Успею!— донеслось уже с тротуара.— Не прекращайте играть!
Алексей с давно забытой прытью преодолел несколько сотен метров до особняка и ворвался в фойе, растрёпанный и страшный:
— Помогите!— сбиваясь с дыхания, закричал он двум вооружённым до зубов охранникам.— Там на улице человеку плохо!
Один из охранников мгновенно поднялся, загораживая грудью проход.
— “Скорая” вызывается по ноль-три,— с надменным спокойствием заявил он.— Звони туда и не создавай проблем!
— У меня нет телефона, надо помочь…
— Вон телефон!— охранник с неохотой кивнул на пустой ресепшн, где на крышке стойки стоял аппарат.
Алексей решил, что пока у него остаются в запасе несколько минут, он разыграет неудачный звонок в “Скорую” и попробует увлечь за собой на улицу хотя бы одного из этих тупых верзил. Однако едва пройдя через открытый охранником турникет к стойке, он увидел на банкетке в полутёмном углу юное существо с футляром на коленях. Разумеется, Алексей не мог не узнать Олесю - скромную и талантливую скрипачку, которая весной играла на вечеринке у олигарха Гановского.