Вектор-10
Шрифт:
–– Мы спать ляжем, постарайся не шуметь, когда придешь, у отца сон чуткий, разбудишь, будет веселая ночь, – говорила она немного нарочито, будто роль читала по бумажке, – у тебя же завтра сутки!
–– Я буду как мышка… – пообещал я, – выходя в свою комнату.
–– Я никогда не сплю, – отозвался костюм, – Это людская слабость, а мы – киберсистемы всегда на чеку.
–– Спал, спал… даже похрапывал, – я провел ладонью по груди костюма и тот раскрылся, но вдруг захлопнулся.
–– А ты душ принял? В меня нельзя с грязным телом!
–– Ну хватит, Зудило, все я принял и салфетками обтерся и контактным гелем намазался… давай, привереда.
Зуд снова раскрылся и я спиной вперед вошел в его золотое нутро, поежился от ощущения прохладной интимы, которую
–– Контактный гель, это хорошо, – ворчал костюм,– он у меня тоже есть. Но, главное – это хорошенько обезжирить кожу!
–– Зуд, мы с тобой уже третий год, ты меня всего совсем обезжирил, – решил я сделать комплимент.
Я вышел в прихожую, рядом стоял отец в похожем киберсьюте, поверх которого натянул сантехнический чехол-комбинезон из силикона. Его костюм молчаливый, в нем нет программы общения, как в моем Зуде.
Отец провел ладонью по губам и качнул головой «на выход»?
Он показал на глаза, углы в прихожей, намекая на камеры в подъезде.
Я скрестил пальцы и затем показал жестом три и ОК. То есть, что в момент нашего выхода камеры между этажами и у лифта отключатся на три минуты.
Официально отец зарегистрирован, как инвалид с болезнью Альцгеймера и мы стараемся поддерживать этот диагноз. Теперь у него главная задача, вернуться раньше меня.
Мы с ним вышли разом, бегом слетели до первого этажа. Отец открыл не запертую дверь в подвал и исчез в полутемном провале. Там уйдет в канализацию, для чего собственно и надел силиконовый чехол. А я спокойно открыл дверь парадного подъезда, давая камере домофона зафиксировать мой выход из дома.
Мне еще в магазин рядом с домом Свиридовых надо заскочить, пока алкогольный отдел не закрыли. Бежать с сумкой в руках неудобно. Так что времени в обрез. Продажа алкоголя закрывается в восемь вечера, и купить можно будет только у редких сохранившихся таксистов, которые торгуют не дорогой водкой ночью, но уже в три цены. Полиция знает, все знают, но бизнесу не мешают. Это уже скорее традиция для Москвы. Живых таксистов осталось не больше тысячи на весь город, и они днем обычно работают больше экскурсоводами, чем таксистами. За перепродажу акцизной магазинной водки не наказывают, если клиент или бдительный гражданин не сообщат о факте торговли. И то, нужно снять момент продажи, переслать через приложение «Бдительный гражданин». Спекуляция таксистов не наказывается, потому что все они «самозанятые», а значит, с каждого поступления денег автоматически снимается НДФЛ. Так что налоговой их ночной бизнес безразличен, и если их водкой клиенты не травятся, то все нормально.
Самогонщики сохранились только в сельской местности, где камер почти нет. И то гонят не для продажи, а для себя. Так они обычно делают наливки и настойки.
А мне нужен нормальный коньяк. Не пристало врачу идти в гости к коллеге с водкой или наливкой.
***
Юра откупорил бутылку «Старого города», уверенно и точно разлил по рюмкам.
– Давай, по двадцать пять! А там посмотрим.
Я не возражал. Я пью, не потому что нравится, а потому что надо.
Мы стояли на кухне, обсуждая трудную ситуацию, в которую мой друг Юрка попал по вине своего языка. С одной стороны, вроде бы все понятно. Да, он совершил глупость. Надо было промолчать. Отшутится. Можно было сослаться на протокол поведения медработника на вызове. А там четко написано: «На вызове вести посторонние разговоры, не относящиеся к оказанию медпомощи пациенту – запрещено»!
А он блеснул хорошим знанием латыни. Теперь клянет себя, а что толку? Дело его в прокуратуре. Юрку отстранили от выездной работы, и, пока идет следствие, он сидит в архиве станции «Скорой помощи», сортирует карты, лишившись солидной надбавки к зарплате за выездную работу.
Я прибежал, чтобы поддержать и хоть немного утешить друга. Принес бутылку коньяка. Не самый дорогой, но вполне себе приличный. Мы с Юриком его распробовали еще в студенчестве и, баловали себя «нектаром богов» по мнению Виктора Гюго, когда нам позволяли финансы. Дорогие КаВэ, О-Сэ, V.S.O.P.
Не присаживались мы совсем не потому, что «гусары и врачи пьют стоя», а потому что, в ожидании супруги, Юрка взялся варить гречневую кашу и караулил момент ее закипания над плитой, чтобы выключить, сразу после начала кипения и немедленно накрыть кастрюльку толстой ватной куклой-бабой, какую использовали обычно для заваривания чая. По мнению Юриной жены, Светланы, так гречка сохраняла все ценные витамины и пользу.
– День суда уже назначили? – спросил я.
Юра поставил бутылку на стол, поднял пузатый коньячный бокал и посмотрел сквозь него на потолочный светильник.
– Чтобы видеть будущее в золоте, смотри на жизнь сквозь бокал коньяка, – невпопад произнес он переиначенную фразу Атоса из «Трех мушкетеров», – да, Леша, суд через пять дней. Завтра еще один визит к следователю, очная ставка с истцами. Давай выпьем, чтобы все обошлось. Я уже знаю, что она мне потом, с глазу на глаз, опять скажет: «Юрий Александрович, от вашей гражданской активности ваша зависит дальнейшая судьба. Напишите докладную на трех ваших знакомых или соседей о выявленных гражданских нарушениях, и суд вам значительно скостит наказание, могут даже до минимума, обойдетесь штрафом и административкой на работе. Есть директива Мосгордумы для бдительных граждан, сотрудничающих с госорганами проявлять снисхождение к проявляющим активную гражданскую позицию, если сами оступаются. С вами как раз такой случай. Вы же не умышленно им перевели диагноз?».
Садиться мне не хотелось, еще и потому что мой Зуд, заметив, что я мало двигаюсь, включил электромассаж пассивных мышц, и стоя переносить это ощущение куда легче, чем сидя. Это не больно, но требует определенной привычки. И дать приказ Зуду, отключить стимуляцию, я не хотел.
Мы выпили, закусили дольками лимона с сахаром. Молчали. Потому что говорить-то было нечего. Мне очень хотелось найти хоть какие-то слова ободрения для него, но коньяк не помог. Не сразу помог. Легкость мышления возникала постепенно. Юра взялся помешивать гречку, прежде чем укутать кастрюльку. А я произнес:
– То, что ты писать не хочешь – похвально, но глупо. Все пишут. Фигню всякую формальную пишут. Этот курил в подъезде, а вон тот не убрал фекалии за собачкой на газоне. Ну, ладно, не все, но уже никто никого не осуждает за это. Потому что все это лапша. Ты видел, чтобы кто-то реально из-за этих писулек пострадал?
– А не надо, чтобы страдали, – Юрка налил еще по двадцать пять, – Некоторым начальникам доставляет удовольствие держать подчиненных за яйца… Согласись, это намного выгоднее, чем запугивать. Страх должен пропитывать общество, быть естественной средой. Неотвратимость наказания за преступление – лучший мотиватор профилактики преступности. Ты же помнишь лекции по охране труда и гражданскому праву. Что там в первой статье? «Права человека, как члена общества лишены смысла без обязанностей для каждого гражданина и его персональной ответственности за поступки». В редакции тридцать пятого года. Ты же сам понимаешь: «Жить стало легче, жить стало веселее» 2 , и это не насмешка, Леша, это правда, как и другая: «Говори, что думаешь, но думай, что говоришь». Мы незаметно снова скатываемся к тоталитаризму, конечно из лучших побуждений. А, чтобы людьми было легче управлять, нужно, чтобы такие понятия как взаимовыручка, человечность, и постулат «Человек человеку друг, товарищ и брат» были сведены к минимуму. Мне порой кажется, что дружба, как понятие девальвирована совсем. Знакомые, приятели – предел взаимоотношений. Мы с тобой вымрем последними друзьями, как мамонты.
2
Фраза, произнесённая секретарём ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным 17 ноября 1935 года на первом Всесоюзном совещании Стахановцев.