Величие
Шрифт:
Матильда набрала скорость и быстро свернула на набережную Ново-Адмиралтейского канала, а затем скользнула на Храповицкий мост.
— У меня есть место, которое с натяжкой можно назвать схроном, — сказала она, когда мы проезжали над водой. — Здесь совсем рядом. И туда вряд ли сунутся.
Я вопросительно взглянул на баронессу в зеркале заднего вида.
— Что за место?
— Там живет мой старый друг. Вернее, мой наставник.
— Уверены, что он не… Не присягнул?
Матильда лишь нервно усмехнулась.
— Ну уж нет. Этот старый брюзга точно не станет менять
Аня, казалось, даже не слышала нашего разговора. Совершенно потерянная, сбитая с толку, она молча пялилась в пространство перед собой. Воронцов помалкивал от греха подальше. А я… А я предпочел довериться бывшей наставнице. В конце концов, она никогда меня не подводила. Даже когда казалось, что поменяла сторону.
— Хорошо, — выдохнул я. — Делайте все, что считаете нужным.
Мы выехали на Шафировскую улицу, которая в моем мире носила название улицы Писарева. Длинная, на слуху, с большим количеством исторических памятников — доходные дома на любой вкус и цвет.
В этом же мире улица явно сохранила колорит старой Коломны. Каждый дом был бережно отреставрирован, в садах росли идеально подстриженные кусты и деревья, улицы тщательно убирались. Словом, район активно намекал на то, что люди здесь селились непростые.
Матильда остановила автомобиль возле массивных чугунных ворот. Через дорогу располагался публичный сад, где воспитательницы прогуливались с детворой в одинаковой школьной форме.
— Что это?
— Дом. Особняк, — коротко ответила баронесса. — Придется немного подождать. Этот сварливый старых хрен помешан на безопасности. Оставайтесь в машине.
Оставив ключи в замке, она вышла, подошла к воротам и нажала кнопку звонка на небольшом аналоге интеркома. Что-то сказала, подождала… Пока тянулось это непонятное ожидание, я смотрел на непривычный глухой забор, которым был обнесен особняк. Обычно владельцы заказывали изящные ограды с ажурными узорами, но здесь вместо чугунных завитков была глухая стена, выкрашенная в традиционный петропольский бледно-желтый цвет.
Над забором возвышалось симпатичное двухэтажное здание — вероятно, тот самый особняк. За территорией высились еще два дома — один трехэтажный, другой — пятиэтажный, выстроенные в том же стиле. Эти дома явно выполняли функцию доходных. А что, даже аристократам не чуждо желание подзаработать, если есть лишняя земля в черте города.
Над весьма скромными глухими воротами красовался родовой герб хозяина. Цветной, с эмалью. В верхней половине щита, в голубом поле, в середине серебряной подковы был изображён золотой крест. В нижней половине, в красном поле из облаков выходила рука, державшая тетиву натянутого золотого лука и две стрелы. На щите был дворянский коронованный шлем с тремя страусиными перьями на нашлемнике. Намёт на щите имел голубой и красный цвета, подложенные золотом. Щит держали единорог и лев.
— Герб Козляниновых, — присмотревшись, сказал Воронцов. — Ничего себе.
Я хмыкнул. Да уж. Эту фамилию я не раз слышал в Отделении. Предшественником Корфа на посту начальника Управления был Николай Федорович Козлянинов, ныне генерал-адъютант
Да уж, Матильда пошла с козырей…
— Знаешь что-нибудь о них? — спросил я Воронцова, чтобы отвлечь его беседой.
— Немного. Козляниновы — древний дворянский род, происходящий от новгородских бояр, еще с шестнадцатого века. Одни из ста древних семей, получивших Осколки после Великой войны. Меня, помнится, заставляли зубрить все сто фамилий в гимназии — потому и запомнил. А вот герб появился позже, лет двести назад обновили.
Я рассеянно кивнул. Род древний, значит, снобизма и заносчивости будет хоть отбавляй. Но с учетом того, что я слышал о бывшем начальнике Корфа… Ох, не зря ему за глаза дали кличку Булат.
Если все рассказы, которыми делились сослуживцы в курилке, были хоть вполовину правдивы, то нам предстояло познакомиться с крайне жестким и сварливым стариканом. Моя покойная бабушка и в подметки ему не годилась, а уж она порой выдавала поистине дьявольские фокусы и могла вывести из себя кого угодно.
Матильда тем временем вернулась к машине и завела двигатель. Глухие ворота медленно распахнулись, и мы заехали во двор.
— Так, господа, — Матильда обернулась к нам. — Генерал — человек во многом простой, если не сказать грубый. Я у него была на хорошем счету, и он многому меня научил. Лести не терпит, этикет и всякие ажурные выражения презирает, поэтому держитесь с ним скромно, но просто. Поняли?
Мы одновременно закивали.
— Хорошо, — сказала Матильда. — Николай Федорович сейчас нас примет. Говорить буду я. Спросит — отвечайте, но сами в беседу не лезьте. А если спросит, то говорите все четко и по делу, мысью по древу не растекайтесь.
Баронесса жестом велела всем выходить из автомобиля. Оказавшись на воздухе, я сперва поежился, а затем улыбнулся. От глухого забора очень знакомо фонило — как от стен Аудиториума. Ах, старикан, браво! Обнес имение блокирующими артефактами! Вроде и паранойя, но как удачно мы попали…
— За мной, в дом.
Слуги к нам не вышли, зато можно было спокойно пройтись до крыльца.
Дом Козлянинова притягивал внимание — казался странноватым, неправильным. Всего в нем было намешано с избытком: и классики, и эклектики, и даже проскакивали элементы барокко. Но вместе с тем это здание получилось истинно питерским — уютным, душевным, очаровательным в своей странности.
Здание располагалось узкой стороной по улице, а длинной выходило во двор. Такое решение редко встречалось в городе, зато отлично демонстрировало характер владельца — плевал он с высокой колокольни на традиции, общественное мнение и критику. А еще все фасады как со стороны улицы, так и со стороны двора были украшены одинаково богато, что лишний раз напоминало о достатке семьи.
Я шел, взяв Аню под руку. Сердце сжималось при взгляде на девушку. Не знаю, почему, но случившееся в схроне явно стало для нее ударом. Может, она всерьез боялась, что остальные убежища постигла та же участь. Может, предполагала, что кто-то из своих сдал адрес ищейкам. Может, в той ячейке был кто-то важный или ценный, на кого она возлагала надежды.