Великая битва у Малого пруда

Панку-Яшь Октав

Наконец дверь адмиралтейства открылась. На этот раз вышли командиры, все опять построились.

— Товарищи, — сказал Санду, — на сегодня план действий таков…

* * *

Слегка покачиваясь на волнах, всплеснутых прыжками лягушек, на рейде в ожидании отплытия стояли корабли с шёлковыми вымпелами.

Вдали виднелись береговые суда: барки, шхуны, теплоходы. Рядом с ними выстроились боевые корабли: быстроходные катера, крейсеры, эсминцы, подводные лодки.

Барки и шхуны были совсем маленькие. На них не смог бы прокатиться даже мышонок. Разумеется, если

он не был расположен купаться… Единственный, кто странствовал на таком паруснике и потому вошёл в историю Малого пруда, — это паук. С потолка адмиралтейства он упал на шею Дину.

— Ага, ты так? — рассердился Дину. — Ну, я тебе покажу! Сошлю на необитаемый остров!

Взяв паука за ножку, он вышел с ним на рейд и посадил его на палубу шхуны. Затем отвязал шхуну от причала и, дёргая за верёвочку, сам пустился по берегу, а шхуна заскользила по воде. Вскоре Дину достиг того места, где неподалёку от берега был островок величиной с днище бочонка. Управляя шхуной. Дину подвёл её к островку, и «изгнанник», не привыкший к водным странствиям, как только увидел землю, сразу перебрался на остров. «Здесь ты проведёшь последние мгновения твоей грешной жизни», — сказал ему Дину, подражая некоему аббату из романа Дюма-отца.

Теплоходы были побольше, примерно с локоть. На них уже преспокойно мог бы проехаться мышонок. Вот только никто не принял бы его на борт из опасения, как бы грызун не вонзил зубы в обшивку и не вызвал тем самым кораблекрушение.

Крейсеры, эсминцы и подводные лодки были в два раза больше. На палубе крейсера, например, однажды прокатился Усач, кот Санду. Но путешествие показалось ему более неприятным, чем самая отчаянная схватка с Топом.

Ни на одном судне не было мотора, однако Дину обычно говорил, что у них «одна пионерская сила». К носу каждого судна была привязана двухметровая бечева. Командир соответствующего корабля шёл по берегу, тянул бечеву, а судно скользило вперёд, рассекая воду. Скорость корабля зависела от быстроты передвижения командира. Если тот шагал размеренно, не спеша. Дину заносил в вахтенный журнал: «Пять узлов», если тот бежал — «Двадцать узлов».

Этим летом совет командиров постановил перевозить на кораблях растения, предназначенные для гербариев. Так их в лучшей сохранности можно доставить в адмиралтейство.

Итак, по плану совета командиров, экипажи береговых и боевых кораблей приступили к делу.

Минуя гавани, экипаж береговых судов достиг назначенного места, где следовало в первую очередь собирать водокрас, или лягушечник.

Листья этого растения схожи с листьями водяной лилии. Разумеется, опытный натуралист никогда не смешает их.

На поверхности воды видны только несколько широких, с ладонь, листьев наподобие венца для какого-нибудь лягушиного короля. Хочешь вытянуть венец из воды и засушить для гербария — попробуй, потяни! На поверхности воды появится другой венец, потом ещё один, и ещё один, и все они соединены между собой общим зелёным стебельком. Тянешь, тянешь, и, кажется, конца ему нет. Очень любопытное растение этот лягушечник, особенно когда рассмотришь его получше.

— Это очень осмотрительное растение! — объяснял Петрикэ. — Видит, что насекомые не ахти как любят прогуливаться над прудом, а те, которые

пролетают здесь, не очень-то обращают внимание на его маленькие цветы, и знаете, что оно делает, чтобы размножиться? Пройдоха! Видите, под листьями — почки. Осенью почки набухают, они полны питательных запасов…

— Совсем как наш Костя! — сказал кто-то.

Все прыснули. Костя Стэнчук, привычный к подобным шуткам, не обиделся.

— Честное слово! Даже похожи на меня? Замечательно! Дядя просил у меня фотокарточку, и, поскольку у меня её нет, я пошлю такую почку…

— И вместо рамки придётся ему обойтись гербарием.

— А внизу надо написать: «Редкое растение из семейства Стэнчук», — добавил Петрикэ. — Ну, слушайте же дальше.

— После того, как почки становятся пухлыми…

— …как я! — перебил Костя.

— Точно! Почки опускаются на дно в ил. Здесь они перезимовывают…

— Катаются на коньках и лыжах? — спросил Костя с самым серьёзным видом.

— Не думаю… слишком уж малы… Скорее всего, играют в снежки. Хватит! Это последняя острота. К делу… Как я уже сказал, почки проводят зиму на дне пруда. Ил для них — как тёплое одеяло. Когда приходит весна, они становятся губчатыми и лёгкими, как снежинки. Мало-помалу подымаются на поверхность, и из них вырастают новые растения… Видите, какое осмотрительное растение лягушечник? На какие уловки идёт, чтобы не погибнуть!

— А всё же, — задумчиво сказал Костя, — не очень-то осмотрительное.

— Почему?

— Да ведь оно ничего не предприняло против нас.

— Костя!

— Так ведь я не шучу. Я же правду говорю!

Да! Не зря Санду Дану прошлым летом прозвал экипаж береговых судов «Экипажем веселья». Они всегда рады были пошутить и посмеяться, однако не отставали от других в работе. А работа действительно закипела во всех уголках Малого пруда.

Вооружившись ножами и лупой, — представлявшей собой линзу от карманного фонарика, — отправился в экспедицию на левый берег и экипаж боевых кораблей, потяну» за собой быстроходные катера, крейсеры и эсминцы.

Впереди, прокладывая путь через цикуты и крапиву, шёл Санду. За ним Мирча. Потом Илиуцэ. Шествие замыкал Нику. Шли молча, задумавшись. Нарушил молчание Мирча:

— Думаю, что денёк у нас будет богатый… Ты, Санду, что скажешь? Наберём кувшинок?

— Неплохо было бы, — ответил Санду, продолжая путь.

— Даже очень хорошо! — отозвался Нику. — Корпи, собирай, а потом отдавай карапузам, пускай обрывают! — И он пропищал: — Как мило!

Поскольку никто даже не улыбнулся на его шутку, Нику таким же писклявым голосом повторил:

— Как мило!.. — Потом уже серьёзным тоном сказал: — Я вам прямо говорю — я с этой мелюзгой нянчиться не желаю. Если ничего не изменится, уйду и сделаю себе другой порт. Там буду сам адмиралом! И будет лучше!

Санду обернулся и презрительно посмотрел на него:

— Неужели? И кто же, думаешь, пойдёт за тобой, «адмирал»?

— Не беспокойся, найдутся люди. — Он схватил за руку Илиуцэ. — Илиуцэ тоже пойдёт со мной. Со мной ему нечего бояться!

Кусты цикуты кончились. Тут к берегу пруда подступали высокие и частые заросли тростника, а поверхность воды была затянута тиной, словно зелёным покрывалом.