Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы
Шрифт:
Что это?
Как странно. Невероятно.
Такого не может быть.
Вдыхать запах, который я всегда зная.
Видеть все это.
Он вздрогнул, заметив, что ближний к нему глаз Анны поблескивает в щелочке век, наблюдая за ним. Он отвел глаза, словно обжегся.
Такого искушения у меня еще никогда не было. Что-то скажет Хеге?
В нем по-прежнему бушевал ураган. Никто не шевелился. Обнаженные тела благоухали.
Чуть погодя Маттис сказал в пространство:
— Пер. —
Анна широко открыла глаза и приподнялась совсем близко от него.
— Как ты сказал?
— Пер.
Это было ужасно, но Маттис солгал, он не мог больше молчать.
Ингер оказалась сообразительней Анны, сразу догадавшись, что хотел сказать Маттис, она подняла голову.
— Это значит, что его зовут Пер. Мы ему пригрозили, вот он и испугался.
Анна просияла.
— Верно! Ну так здравствуй, Пер! Я рада, что ты все-таки сказал нам свое имя.
Маттис кивнул, испуганный собственным поступком.
— Теперь мы отвезем тебя домой, слово есть слово, отступать поздно. Давай только еще немного позагораем, ладно, Пер? — спросила Анна.
— Конечно, позагораем, — ответила за него Ингер.
Вот чудно, она видела его насквозь и угадывала его желания. Маттис был на седьмом небе.
— Боюсь только, Хеге… — начал он и запнулся. — Нет, ничего!
Но они уже услыхали.
— Кто эта Хеге? Твоя возлюбленная?
— Нет, сестра. И это вовсе не так… — Он снова запнулся. — Нет, это неважно, слышите! У нас дома все в порядке… если человек так хорошо соображает, как Хеге.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Ингер.
— Если человек хорошо соображает, ему все нипочем, — сказала Анна.
— Тогда он словно остро наточенный нож, — сказал Маттис, играя опасными словами.
— Ух ты, даже страшно, — в один голос сказали девушки.
Опомнись, Маттис, будь осторожней, послышался ему предостерегающий голос. В нем звучала даже угроза — но ведь такой случай больше не повторится. Нельзя так говорить. Нельзя обманывать людей. Я знаю. Но ведь это один-единственный раз!
— Сделанного не воротишь! — громко и серьезно сказал он, продолжая свою мысль.
— Мудрые слова, — терпеливо сказала Ингер.
Может, это и есть счастье? Оно пришло к нему без всякого предупреждения на этом голом островке. Он ничего не сделал для этого. Оказалось, что он может говорить умно.
Рядом с ним лежали две девушки и нисколько не боялись его. Он мог бы прикоснуться к ним рукой, так близко они лежали. Солнце позолотило их ради него, оно золотило их уже две недели.
Он чувствовал, что должен что-то сделать. Что-то необычное.
— Ингер и Анна, — сказал он, произнеся в первый раз их имена.
Серьезность,
— Что? Мы тебя слушаем, — сказали они с интересом.
Никто никогда не произносил их имена с такой нежностью. Поэтому девушки и отозвались сразу так покорно: «Что? Мы тебя слушаем». Небывалое положение.
И Маттис был его хозяином. Он смотрел на молодых женщин. Потом сказал осторожно, словно боясь расплескать то, что переполняло его до краев:
— Ничего, только это.
Словно этим все было сказано. И девушки поняли: он сказал им то, о чем они тосковали в глубине души. И одобрили форму, в которую он это облек.
— Пер, — сказали они тоже, глядя в его беспомощное, преобразившееся лицо: жалкое и несчастное, оно сделалось вдруг необъяснимо прекрасным. Никто из них не шевелился.
Такое не могло длиться долго. И Маттис знал это. Ненастье, грозившее ему из глубины, тихонько приближалось. Чтобы освободиться, требовалась твердость.
— Ингер и Анна, — произнес он уже другим тоном, и девушки встревожились.
— Что случилось? — испуганно спросила Анна.
— Нам было так хорошо, — сказала Ингер. — Давай полежим еще немного.
Анна огляделась, увидела воду, далекие берега, горы в синеватой дымке — весь этот чудесный день, в который она включала и свое собственное благоухающее тело, — и резко повернулась к Маттису.
— Если ты живешь не в раю, то я уж и не знаю, — сказала она, чувствуя беспокойство от его пристального взгляда.
— Не так-то легко в нем жить, — вырвалось у Маттиса.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вы ничего не понимаете! Вы думаете совсем не то, что я.
По лицам девушек было видно, что они не склонны говорить об этом.
— Что мы думаем?
— Вы заметили во мне что-нибудь особенное? — спросил он. Не находя покоя, он невольно кружил возле одного и того же.
Анна ответила ему твердо и решительно:
— Нет, Пер, мы не хотим ничего знать о тебе, кроме того, что уже знаем. Поэтому — молчи!
А Ингер прибавила:
— Да, Пер, лучше молчи!
Это заставило его умолкнуть, умолк даже и тот голос, что поднимался из глубины. Больше Маттису не требовалась твердость. Это были изумительные девушки.
— Все прекрасно, — сказал он. — Когда человек молчит, ничего лишнего не говорится.
Ему показалось, что это сказано умно. Девушки согласно кивнули.
Теперь, освободившись от чего-то слишком хрупкого, сложного и запутанного, они смеялись. Ноги их касались воды.
— Мы очень рады, что ты оказался сегодня на этом островке, — сказала Ингер.