Великая Китайская стена
Шрифт:
От западной оконечности стены посреди пустынного оазиса Цзяюйгуаня до конечного пункта на востоке, где она подходит к береговой линии в Шаньхайгуане, каждый бастион, форт, амбразура, каждая доска с иероглифами на минской стене, похоже, рассчитаны стать материализованным заявлением страны, чей покой она охраняет, и минского правительства, задумавшего ее строительство: разграничить, включить и исключить.
Эти две крепости на оконечностях стены с самого начала несли на себе практически идентичные именные доски, надписи на которых отражали бескомпромиссное культурное самомнение, царившее на тысячах километров разделявшей их рубежной линии. На дальнем западе, на воротах Цзяюйгуаня, доска (уничтоженная в XX веке) некогда извещала всех: «Первый укрепленный проход в Поднебесной»; в Шаньхайгуане, на востоке, обращенном к морю, сохранившаяся надпись все еще объявляет волнам и скалам, что это «Первый проход в Поднебесной». Архитекторы стены посвятили свою работу очевидной цели: установить пределы (цивилизованного, китайского) мира. Своими загнутыми крышами и опрятными ровными стенами и Цзяюйгуань, и Шаньхайгуань с чисто китайской напыщенностью извещают — стена подходит к своей официальной конечной точке. Даже несмотря на то что укрепления в действительности уходят
Однако не следует воображать, будто стена, ныне заросшая и местами разрушенная до основания — в наши дни суровые слепые ярусы громадной Башни Для Подавления Севера лихо щеголяют густой травой и даже странным образом храбро проросшим сквозь них деревом, — когда-либо проходила по данной территории в качестве унифицированного или даже просто непрерывного сооружения. Термин «Великая стена» — если вообще и употреблявшийся минскими строителями, то крайне редко — вызывает в воображении некую монолитную преграду с бойницами, протянувшуюся с запада на восток в стиле наиболее известных северо-восточных участков стены. Однако, как указывает одно из названий минской стены того времени, Девять Пограничных Гарнизонов, оборона по главной линии прохождения стен организовывалась вокруг ключевых пунктов. В некоторых местах линия обороны существовала в виде одиночной, двойной или даже тройной стены, на отдельных участках петлявшей совершенно непонятным образом, с разрывами и брешами, которые были прикрыты башнями, фортами и укрепленными пунктами, частью отстоявшими к северу или югу от главной линии.
Идя на восток, от песков Цзяюйгуаня, стена охраняет тысячи километров границы, зоны, где соседствуют китайцы и некитайцы. В Шэньси и Шанси, провинциях, на которые приходилась львиная доля как торговли с кочевниками, так и их набегов, вокруг стены поднимаются башни, сторожевые пункты, с чьих стен контролировались обмены с варварами — на них официальные власти в лучшем случае нехотя закрывали глаза. Красноречивым памятником чиновной подозрительности к такой торговле являются гнетуще высокие, напрочь лишенные украшений стены Башни Для Подавления Варваров, построенной для надзора за обменами между монголами и китайцами на ярмарках лошадей. Этот западно-центральный отрезок стены частенько навевает ассоциацию с классической территорией дикой границы: голая ровная местность, пересекаемая неожиданными крутыми оврагами, помеченная руинами давно заброшенной стены — забытыми символами старой внешнеполитической линии.
Если в западном направлении стена порой появляется в виде сооружения из утрамбованной земли, проходя по равнинам и плато, из которых для нее и был взят материал, то к северу и востоку от Пекина она поддается нарочитому эксгибиционизму, словно не в силах устоять перед тем, чтобы не продемонстрировать мастерство китайских архитекторов и строителей. Здесь возведенные из кирпича и камня зубчатые коридоры порой доходят в верхней части до четырнадцати метров в высоту и шести — в ширину. Простроченные скошенными бойницами для лучников и смотровыми щелями и перемежающиеся фортами и башнями, подъемами и спусками, они, как-то зацепившись на разрезающих местность хребтах гор, вьются в восточном направлении к морю. На всем протяжении они венчают высоты, порой уходя в сторону от основного направления к побережью извилистыми ответвлениями вспомогательных укреплений, подпирающих главную линию. Это те виды Великой стены, которые вызывают всеобщее восхищение и которыми заполнены страницы путеводителей. Их образчиком являются Бадалинь или Мутяньюй, подретушированные, наиболее посещаемые туристами участки стены в нескольких десятках километров к северу от Пекина.
Крюк к соседним, более разрушенным участкам — в Цзиньшаньлине или Сыматае, например, — дает лучшее, неприкрашенное ощущение виртуозности строителей стен. Здесь, где проход по стене не вымощен аккуратными ступенями, рабочими, нанятыми государственным бюро по туризму, где зубцы не везде заляпаны свежим коммунистическим цементом, где растут естественные, а не заботливо высаженные деревья и кусты, которые местами пробиваются наружу сквозь каменную кладку, где проход, по которому вы идете, не везде успокаивающе прикрыт стеной по обеим сторонам, а порой осыпается по крутым склонам, вы получаете более отчетливое представление о труднодоступности местности, о цепкости клочковатой растительности, пронзающей кладку, об узости и крутизне хребтов, по которым вьется стена. Здесь, где нет канатных дорог, вам приходится подниматься в гору так, как это делали прежние строители — солдаты или крестьяне, выполнявшие свою трудовую повинность, или заключенные. Чтобы хоть отдаленно прочувствовать их усталость, поднимите двадцатикилограммовую каменную плиту и получите близкое ощущение. Когда вы остановитесь перевести дух на одной из башен, вырастающих через каждые шестьдесят — двести метров, и посмотрите в иззубренные осколками кирпича полукруглые окна, вам будет легче ощутить обособленность строительных работ, одиночество охраны стены, тишину, которая, возможно,
Как они это делали?
Стеностроительство всегда выдвигало перед китайскими правительствами логистические проблемы — прежде всего, как найти и прокормить необходимую рабочую силу. Однако новая минская стена породила трудности совершенно иного уровня. В прошлом, даже при Юй Цзыцзюне в XV веке, китайские стены возводились из материала, который можно было взять на месте: утрамбованную землю или тростник, облицованные местным камнем или деревом. Но минские стены конца XVI века, построенные из кирпича и каменных плит и снабженные дополнительными башнями, отстоящими друг от друга на двести пятьдесят — пятьсот метров, сигнальными платформами и массивными кирпичными фортами, были совсем другим делом. Для их строительства требовались большая по количеству и более квалифицированная рабочая сила, а также ресурсы — обширная сеть мастерских по обжигу кирпича, каменоломни и транспортные пути неизбежно вздували количество потребного правительству серебра.
С тех пор как на севере китайской империи были построены стены, процесс строительства оброс толстым слоем фантастических легенд — вспомним старинные рассказы о волшебном коне и кнуте Ши-хаунди, или о создании им девяти солнц, чтобы заставить рабочих трудиться непрерывно, или о том, как Великая стена возникла из уставшего дракона, упавшего на землю, — как будто подвиг такого монументального строительства, как возведение длинных рубежных стен, не под силу простым смертным. Ни одна стена других династий не окутана таким количеством мифов, как минская, и особенно ее кирпичная версия XVI века.
Сказочные разъяснения самых головокружительных подвигов при строительстве минской стены, предлагаемые народными летописцами, сводятся к следующей формуле. Отчаявшийся надсмотрщик, который не может ни есть, ни спать из-за страха наказания, ожидающего его, если он не сумеет в срок закончить свой участок стены, беспокойно бродит по ночам среди холмов и рек в районе строительной площадки, пока не встречает некого таинственного старца. И тот, спросив надсмотрщика о причине столь явного страдания, предлагает построить стену за него. Конкретная природа помощи старца варьируется из сказания в сказание. В одном из рассказов о строительстве прохода Цзыцзин (буквально Фиолетовая Ежевика), примерно в ста десяти километрах к западу от Пекина, старец плетет проход из ежевичника, через несколько дней чудесным образом превращающегося в каменный. В другом повествовании старый даос призывает армию солдат-призраков, чтобы помочь правительственному чиновнику отринуть страх, который обуял того, когда он пытался построить шлюзовые ворота в особенно труднопроходимом ущелье.
Иногда на помощь приходят фантастические животные. В одном сказании раскрывается тайна того, каким образом строительные материалы доставлялись на участок стены в Хуайжоу, проходивший по холмам и горам к северу от Пекина. Горная местность здесь делала немыслимым подъем огромных, тяжелых каменных плит, не было поблизости и ровных площадей земли, из которой можно было лы делать кирпичи. Надсмотрщик ничего не может поделать, пока один местный житель, Ли Ган, не сообщает ему о расположенном в десяти километрах подходящем поле. Его посылают делать кирпичи. Пока все хорошо, однако тут Ли Ган оказывается перед проблемой, как подвозить кирпичи строителям в горах. К своему счастью, он засыпает, и ему снится, будто фея из Лотоса дает ему кнут и требует отправиться за Лотосовую Гору и взять волшебного вола, который поможет ему перевезти кирпич. Ли Ган отправляется в путь, и, как было обещано, мощный вол перевозит десятки тысяч кирпичей. Поздравив вола с таким подвигом, Ли Ган просыпается и видит — кирпича на месте нет. Он спешит на место стройки, и — о чудо! — его рабочие уже кладут кирпич. По другой легенде некое божество ударяет кнутом по нескольким огромным каменным плитам, превращая их в горных козлов, и тогда они сами взбираются по склону наверх. Когда они добираются до вершины, божество снова бьет их кнутом, и те опять оборачиваются камнями, послушно ожидая своего превращения в башни и стены.
Исходя из природы местности и использованных при стеностроительстве материалов, можно описать условия работ в более реальных терминах. Там, где это было доступно, материал добывался поблизости и использовался в возможно менее обработанном виде: земля, камни, дерево и тростник применялись для заполнения или облицовки стены. Базовая строительная технология оставалась прежней и знакомой: трамбовка имевшихся под рукой материалов между стенками, сложенными из дерева, камня или кирпича, в идеале обожженного из местной глины. Для скрепления кирпичей в облицовке применялось несколько видов раствора, но в одном знаменитом рецепте, который был в особом почете у китайских строителей стен, точно применялся клейкий рис. В некоторых местах, особенно на холодных, открытых пространствах бассейна Желтой реки, от стены сохранилась лишь земляная основа. Внешняя защитная оболочка либо выветрилась, либо ее растащили местные жители для своих нужд, либо она вообще не существовала, а стена изначально была не более чем плотно спрессованной земляной насыпью. Однако далее на восток и глубже в историю династии Мин насыпные стены начинали приобретать кирпичную облицовку. В местности вокруг Датуна, которую первой сильно укрепили в XVI веке, лишь пятнадцать из семидесяти двух больших фортов были построены до 1425 года; пятьдесят два возвели в основном между 1540 и 1570 годами; что касается остальных, то твердая облицовка там появилась в последние семьдесят лет существования династии. В открытых, равнинных районах местную почву можно было копать и обжигать в кирпичи. В небольших куполообразных печах, поставленных возле строительной площадки, этот процесс занимал от восьми до четырнадцати часов. Если поблизости не находили подходящей открытой местности, кирпичи приходилось перевозить издалека — один кирпич, обнаруженный у западной оконечности стены и имевший печать, на которой помечены дата и место обжига, был произведен в восьмидесяти километрах от нее. По достаточно ровной местности кирпичи — самый крупный размером 60x24x18 сантиметров — могли переноситься людьми или перевозиться на животных: вьюками, телегами, тачками или, если в удобной близости имелись реки, лодками. При переноске вручную почетом пользовалось коромысло: две корзины, подвешенные на веревках или цепях к концам жерди, укладывавшейся на плечи. Там, где местность была изрезана в такой степени, что передвижение с тяжелым грузом становилось неоправданно опасным для человека, образовывалась живая цепочка, по которой материалы передавались по склонам горы из рук в руки. Где рельеф местности делал практически невозможным использование кирпича, строители фактически вырезали стену из вершины горы.