Великая Ордалия

Бэккер Р. Скотт

— Мать? — спросила Телиопа.

Привычный уже барабанный бой казался извечным. Язычники кружили на горизонте, точили мечи, обдумывали, как погубить её. Язычники всегда подсматривали за ней из-за угла.

— Оденься, — велела она своей любимой нескладной дочери. — А то смотришься прямо как обычная шлюха.

— Что… — закашлялся на ходу Вем-Митрити, её древний годами великий визирь, поспешавший к ним по коридору. Неловкая походка его внушала откровенную жалость.

— Что такое… — выдохнул он, — я слышал… говорят про какое-то убийство…

— Пойдем

лучше отсюда, старичок, — проговорила Эсменет, заступая ему дорогу и поворачивая в обратную сторону. — Здесь нам уже нечего делать.

И тут без предупреждения глас дальних труб примешался к свету зари… труб собрания…

Труб войны.

Едва оказавшись в священной резиденции, Телиопа направилась к Кельмомасу, оставив яркий солнечный свет и погрузившись в прохладные тени зеленых дворов. И найдя его, замерла в нескольких шагах, словно бы на воображаемом пороге занимаемой им воображаемой комнаты. Юный принц империи повернулся к сестре с вопросительной улыбкой, внимая зрелищу, которое представляло собой её явление. Верх — лакированный фетр, отороченный идеальными жемчужинами, по три на плечо. Корсаж из вышитой серебром ткани, жестоким образом зауженный в талии. Юбка под якш, бирюзовый шелк, натянутый на обручи и ребра.

Рехнувшаяся старуха, подумал Кельмомас. Телиопа разоделась как рехнувшаяся старуха.

Поднявшись на ноги, он отряхнул грязь с коленок. Ветерок шевельнул листву гибискуса над их головами. Прожужжало осеннее насекомое.

Что-то пошло не так, прошептал голос.

Он кивнул, обращаясь к небу, к ритмичному, едва слышному дальнему гулу, прокатывавшемуся по нему.

— Фаним на самом деле не могут достать нас, так ведь?

Телиопа шагнула вперед, восприняв эту фразу как разрешение войти в его воображаемую комнату. Она остановилась как раз слева от того места, где он закопал третьего стражника, убитого им…

И съеденного.

— Они-они строят осадные машины, — пояснила она. — А когда построят, увидим.

Сестра пристально смотрела на него — так внимательно, как никогда еще не смотрела.

Быть может, она ощущает запах разлагающихся в земле тел…

У нее нет Силы для этого!

— Кто это был, Телли, тот человек одетый как раб?

Она все смотрела на него со столь очевидным подозрением, что это было просто смешно.

— Нариндар, которого мать наняла, чтобы он убил нашего дядю.

— Так и знал! — Воскликнул он, удивляясь искренности своего восторга. — Нариндар… тот самый! Тот самый, что спас нас!

Анасуримбор Телиопа по-прежнему смотрела на него.

— Что не так, Телли? — наконец проговорил он, всплеснув руками, в точности как это часто делала мать, ошеломленная странными поступками дочери.

Она

заторопилась с ответом, как если бы его вопрос открыл ту самую дверь, к которой она прислонялась.

— Так ты думаешь-думаешь, что-что отцовская кровь совсем-совсем разжижилась в моих жилах?

Имперский принц нахмурился и расхохотался — как положено бестолковому восьмилетке. — Что ты…

— Святейший дядя рассказал мне, Кель.

Грохот вражеских барабанов прокатывался по небесам.

— Что он рассказал тебе?

Она казалась изваянием, богиней какого-то ничтожного племени.

— Я знаю, что произошло с Инрилатасом, с Шарасинтой и-и… — Она остановилась на вдохе, словно бы дыхание её отсекло какой-то бритвой. — И Самар-мармасом.

Страх. Он предпочел бы увидеть на её лице страх, признак опасности, любой отзвук его власти, однако видел лишь то, в чем нуждался — бездумную уверенность.

Молчи. Прикинься слабым.

Она удивила мальчика тем, что сумела, хоть и неловко, но всё же, опуститься на колени возле его ног, не смотря на сложный каркас её юбки. Кельмомас впервые понял, сколько хитроумия вложила она в эту конструкцию со всеми её пружинками и зажимами. Мужской запах её тела коснулся его ноздрей.

— А скажи-ка мне, Кель… — начала она.

При желании он мог бы легко заколоть её.

Она казалась каким-то бледным чудовищем… чуть выкаченные глаза, веки с розовыми ободками, что-то трупное в очертаниях тела — буквально всё в ней вселяло отвращение. И её кожа при всей своей бледности казалась такой тонкой, её можно порвать ногтями… если он пожелает.

— Я должна-должна знать…

Ужас вселяло только бездонное безразличие её взгляда.

— Это ты убил лорда Санкаса?

Он был неподдельно изумлен.

Она взирала на него со щучьей безжалостностью, мертвыми, лишенными выражения голубыми глазами. И он впервые почувствовал… страх перед её нечеловеческим умом.

Пусть себе смотрит… пробормотал его близнец.

— Вчера вечером ты выходил на улицу? — спросила она.

— Нет.

Пусть посмотрит…

— Ты спал?

— Да.

— И даже не знал о возвращении лорда Санкаса?

— Нисколько!

Взгляд её вновь сделался невозмутимым, движения ходульными и безжалостными движениями автомата, лицо столь же невыразительным, как открывающийся под солнцем цветок подсолнуха.

— Так что же? — воскликнул он.

Телиопа без дальнейших слов вскочила на ноги, и повернулась к нему спиной, прошелестев нелепой юбкой.

— Ну, а если бы это я убил его? — окликнул мальчик сестру.

Она помедлила остановленная каким-то крючком в его голосе, а потом снова повернулась лицом к нему.