Великая Ордалия
Шрифт:
Страшно ей не было.
Молния проскочила между чародеем и кишаурим, озарив стены ослепительным блеском. Волосы стали дыбом не её теле.
Индара-кишаури бесстрастно висел в воздухе, наблюдая за ослепительным разрядом словно бы из окна… а затем подпрыгнул к небу, словно его вздернули, развернулся…
Это не простой кишаурим, вдруг поняла она. Это примарий…
Это означало, что Вем-Митрити погиб…
Её упрямство погубило их всех!
Она извлекла церемониальный нож и начал вспарывать слои своего корсажа. И только спустя несколько сердцебиений
Блеснув глазами в её сторону, дряхлый волшебник шагнул вперед, заслоняя её от кишаурим. Старый дурак! Его пение превратилось в хриплый кашель…
Над руками его возникла огромная Драконья голова, эфирные чешуи блеснули под солнцем…
Эсменет ничего не видела, но не сомневалась в том, что Водонос нападает на старика сверху. И когда она, наконец, зацепила пальцем кожаный шнурок, который носила на голом теле — то вскрикнула от облегчения.
Их безымянный противник маячил теперь над плечом Вем-Митрити. Солнечный свет играл на серебряном изгибе его обруча. Аспид его казался темным, как чернильный, проклятый росчерк писчего пера. Дождь стрел немедленно обрушился на него. Он даже не шевельнулся, когда Драконья голова склонилась к нему…
Водопад, ослепительный как само солнце.
Она перерезала шнурок, рванула его, рассекая кожу, и ощутила как жар оставил её пупок.
Теперь он раскачивался словно камень в праще… Хора.
Немного их осталось в Трех Морях. И она, едва не вскрикнув от осознания, что должна бросить её, посмотрела вверх…
Индара-кишаури просто прошел сквозь учиненное старым волшебником пекло, лишь на обруче его заиграли алые и золотые отблески…
Эсменет ткнула пальцем в кость. Хора упала на камень.
Водонос приблизился к вопиющему анагогическому чародею, поднял руки, чтобы обхватить его …
Благословенная императрица нагнулась, взяла безделушку в руку…
Посмотрела вверх.
И увидела, что её дряхлый великий визирь висит перед ней в пустоте, Обереги его оползают в небытие, завывающая песнь умолкла, острия раскаленной добела Воды пронзают его череп и одеяния… наконец он поник, словно некий гнилой труп, слишком слабый, чтобы устоять, и повалился перед загадочным кишаурим, просто преступившим сквозь все, что было этим стариком, и поставившим ногу на разбитый парапет перед нею…
Она бросила хору.
Увидела свое отражение в его серебряном обруче, заигравшее на выгравированных знаках Воды. Увидела, как железная сфера проплыла мимо его щеки и провалилась в пустоту за его правым плечом.
И улыбнулась, осознав, что сейчас умрет. Что ж, разгром за разгромом.
Однако кишаурим вздрогнул — древко с имперским оперением вдруг материализовалось в левой стороне его груди. Аспид затрепетал, как черная веревка.
Еще две стрелы
Еще одна стрела появилась в его правой руке.
Сила удара отбросила его назад. Споткнувшись о битый камень, он исчез за краем стены …
Чтобы прочертив в воздухе дугу, рухнуть на землю, уже усыпанную телами фаним, не успевших вывести своих лошадей за пределы досягаемости стрел её лучников.
Благословенная императрица Трех Морей проводила его падение взглядом… опустошенная и изумленная.
— Наша мать! — Возопила Телиопа тонким и пронзительным голоском. — Наша мать спасла нас!
Столик, как и прежде, стоял нетронутым в тридцати шагах под нею. Ветер теребил кисти и бахрому, загибал их внутрь — в сторону степей и пустыни, подальше от вечного моря.
Барабаны её врагов рокотали вдоль всего горизонта.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Аорсия
Вор носит одну маску, убийца носит другую; лицо же, сокрытое ими, забыто.
АЙНОНСКАЯ ПОСЛОВИЦА
Вера — вот имя, что даем мы своим намерениям,
но, взыскуя Небес, должно пребывать нам в слезах, а не тщиться надеждой постичь их.
— Козлиное Сердце, ПРОТАТИС
Начало Осени, 20 год Новой Империи (4132, Год Бивня ) северное побережье моря Нелеост
Приходили сны, темными тоннелями под усталой землей…
Горный хребет на фоне ночного неба, плавный, похожий на бедро спящей женщины.
И два силуэта на нем, черные на фоне невозможно яркого облака звезд.
Мужчины, сидящего скрестив ноги, подобно жрецу, и по-обезьяньи склонившегося вперед.
И дерева, распространяющего свои ветви вверх и в сторону — словно прожилки на поверхности чаши ночного небосвода.
Звёзды, обращающиеся вокруг Гвоздя Небес: снежные облака, гонимые зимним ветром.
И Святой Аспект-Император Трех Морей смотрит на мужской силуэт, но не может пошевелиться. Вращается сама твердь — как колесо свалившейся набок телеги.
Мужская фигура как будто бы все время оседает, ибо созвездия восходят над нею. Слышится голос, но лицо остается незримым.
Я воюю не с людьми, но с Богом, — молвит оно.
— Однако погибают одни только люди, — отвечает Аспект-Император.
Поля должны гореть, чтобы оторвать Его от Земли.
— Но я возделываю эти поля.
Темная фигура поднимается под деревом на ноги, начинает приближаться к нему. Кажется, будто восходящие звезды подхватят идущего и унесут с собой в пустоту, однако он подобен сути железа — непроницаем и неподвижен.