Великая Отечественная: Правда против мифов
Шрифт:
Приведенные документы говорят о том, что нападение на СССР (Россию) было не упреждающей акцией, а идеологически мотивированной, заранее спланированной и хорошо подготовленной войной.
Серьёзные немецкие ученые рассматривают сотворенную мифологию и фальсификацию событий начала и итогов Великой Отечественной войны с фашистской Германией как информационную войну за прошлое. Так, профессор Бианка Пиетров-Энкер считает, что миф о «превентивном ударе» Гитлера есть не что иное, как попытка нынешних нацистов оправдать действия Гитлера. «В документальных источниках нет никаких намёков на то, что это решение Гитлера (о нападении на СССР. — И. И.) следует рассматривать как якобы реакцию на советскую политику летом 1940 г.»{64}
Даже
Наконец, необходимо обратиться к Материалам Нюрнбергского процесса, где в Приговоре в конце подраздела «Агрессивная война против Союза Советских Социалистических Республик» подчеркивалось: «Планы экономической эксплуатации СССР, массового угона населения, убийства комиссаров и политических руководителей являются частью тщательно разработанного плана, выполнение которого началось 22 июня. <…> Это была явная агрессия». В подразделе «Убийство гражданского населения и жестокое обращение с ним» указывалось: «Из представленных доказательств явствует, что, во всяком случае, на Востоке массовые убийства и зверства совершались не только в целях подавления оппозиции и сопротивления германским оккупационным войскам. В Польше и Советском Союзе эти преступления являлись частью плана, заключавшегося в намерении отделаться от всего местного населения путем изгнания и истребления его для того, чтобы колонизировать освободившуюся территорию немцами…» В подразделе Приговора «Преследование евреев» отмечалось: «Летом 1941 года, однако, начали разрабатываться планы “окончательного решения” еврейского вопроса в Европе. Это “окончательное решение” означало уничтожение всех евреев, которое согласно угрозам Гитлера в начале 1939 года должно было явиться одним из следствий разразившейся войны»{68}.
В Обвинительном заключении Международного военного трибунала (г. Нюрнберг) есть пункт 6-й «Вторжение Германии 22-го июня 1941 г. на территорию СССР в нарушение Пакта о ненападении от 23-го августа 1939 г.»:
«22 июня 1941 г. гитлеровские заговорщики, вероломно нарушив Пакт о ненападении между Германией и СССР, без объявления войны напали на советскую территорию, начав тем самым агрессивную войну против СССР.
С 1-го же дня вторжения на территорию СССР гитлеровские заговорщики, в соответствии с детально разработанным планом, начали осуществлять разрушение городов и сел, уничтожение фабрик и заводов, колхозов и совхозов, электростанций и железных дорог, ограбление и варварское разрушение национально-культурных учреждений народов СССР, разрушение музеев, школ, больниц, церквей, исторических памятников, массовый угон советских граждан на подневольную работу в Германию, а также физическое истребление взрослого населения, женщин, стариков и детей, особенно русских, белорусов, украинцев, и повсеместное истребление евреев.
Все эти преступные действия проводились германскими войсками по прямым приказам нацистского (гитлеровского) правительства и германского верховного командования»{69}.
Как можно на таком фоне вести какие-либо дискуссии о том, кто начал войну, если об этом говорит сам Гитлер, его преемник рейхсфюрер Геринг, если в Приговоре Нюрнбергского процесса сказано: это была агрессия?
Вот, наконец, свидетельство посла Германии в СССР Хильгера из его разговора с послом Шуленбургом, который встречался с Гитлером 28 апреля 1941 г. «Посол увидел, что его памятная записка лежит у Гитлера на столе, но ни по одному слову Гитлера не смог судить, прочел тот её или нет. Однако, прощаясь, Гитлер вдруг без всякой связи с
Когда 30 апреля посол вернулся в Москву, он отвел меня на аэродроме в сторону и прошептал: “Жребий брошен, война — дело решенное!” Только по дороге в посольство он сообщил мне о последней реплике Гитлера. На мой удивленный вопрос, как же это согласуется с его первыми словами, Шуленбург ответил: “Гитлер намеренно обманывал меня”.
А тем временем Сталин продолжал свою политику умиротворения. Но Гитлер на неё ни в малейшей степени не реагировал. Даже тот факт, что 6 мая 1941 г. Сталин занял пост Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и, таким образом, встал во главе правительства и юридически, не привлек к себе внимания Гитлера, хотя тем самым Сталин хотел явно продемонстрировать, что полон решимости использовать весь свой личный авторитет, чтобы избежать столкновения между Германией и Советским Союзом.
Не придал Гитлер никакого значения и донесениям посольства, хотя (или, возможно, именно поэтому) мы неустанно указывали на добросовестное соблюдение Советским Союзом экономического соглашения и подчеркивали, что он прилагает все усилия для избежания любого конфликта с Германией.
В мае в Москву после многонедельного отсутствия вернулся полковник Кребс. Когда он зашел в мой кабинет, я задал ему вопрос насчет курсирующих слухов о войне. Если в этом есть хоть доля истины, его долг, сказал я, разъяснить Гитлеру, что война против Советского Союза может означать конец Германии. Я напомнил Кребсу, что за свою долгую историю Россия часто бывала бита, но никогда — разбита»{70}.
МИФ ТРЕТИЙ.
«Советский Союз не был готов, более того — и не готовился к нападению Германии»
Миф — это не всегда чистая выдумка. Чаще всего в основе мифа лежит та или иная, большая или меньшая доля правды, а вокруг неё неквалифицированный или злонамеренный историк, журналист или писатель накручивает свои фантазии и ложь. В результате создаётся впечатление правдоподобия, которое, как известно, хуже чистой лжи. Для молодого, незрелого ума, для плохо образованного человека подобия правды часто бывает более чем достаточно: он заглатывает «наживку» и помимо своей воли оказывается на крючке лжи.
Да, в полной мере к войне с Гитлером Советский Союз не был готов. Это правда. Но изо всех сил спешил подготовиться к неизбежной схватке с фашизмом. Это тоже правда. Однако эта правда мифотворцам не нужна. Поэтому давайте немного порассуждаем на тему «Почему СССР был не готов к войне?».
Ещё при жизни больного Ленина, в марте 1922 г., Пленум ЦК ВКП(б) избирал И.В. Сталина генеральным секретарем ЦК. Вся власть в стране — и партийная, и государственная — оказалась фактически в его руках. Наблюдая за деятельностью Сталина более полугода, безнадежно больной Ленин понял это и написал «Письмо к съезду» («Политическое завещание»), в котором говорит: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно»{71}.
Ленин не фантазировал и не пророчествовал: он точно знал, что Сталин и Троцкий уж давно — непримиримые враги, смертельно ненавидящие друг друга, и, стало быть, раскол в партии не «может» наступить, а наступит неизбежно и вскоре. «Наградив» Троцкого званиями «самого способного человека в ЦК» с «выдающимися способностями», Ленин поднес огонь к тлевшим фитилям заряда вражды в сердцах обоих вождей.