"Великая река". Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
– Умные, - усмехнулся Речник в ответ. – Может, тебе приручить их? Была бы армия…
Казалось, что станция уже вся вышла на поверхность – она остановилась и долго набиралась сил для последнего рывка. Вход, бывший недавно наклонным жёлобом, выпрямился, превратился в обычные ворота, ведущие в центральное здание. Тяжкий скрежет под фундаментом – и над шахтой поднялась широкая массивная платформа, и станция прибавила в высоте на целый рост Древнего Сармата. Опоры слегка прогнулись, земля вокруг них схлопнулась – и наконец «Идис» замерла. Свечение вокруг неё погасло окончательно, только на двух мачтах горели красные огни – их хорошо видно было в наступающих сумерках.
–
– Ты прав, Фриссгейн, - сармат смерил его долгим взглядом. – Почти прав. Ураниум-Сити ещё ничего не знает. Надо сообщить…
Он выдвинул «усы» неведомого прибора на руке и прикоснулся ими к пульту – в этом месте были небольшие отверстия, окружённые странными узорами, и как раз под «усы» они и подошли. Внутри щита что-то пискнуло, тихо засвистело, и сармат быстро нажал пару десятков кнопок. Ряд незнакомых значков прополз по одному из экранов – и пропал, а на большом вдруг разгорелись с тройной яркостью огни на мачтах – и Фрисс увидел два мощных луча, с вершин мачт устремившихся на Запад. Лучи медленно погасли, и Гедимин спрятал и «усы», и прибор.
– Удивятся же там сарматы! А здесь-то как удивятся… - присвистнул Речник. – А остальные альнкиты запустишь?
Гедимин отошёл от пульта, устроился в кресле и залпом выпил из контейнера почти всю Би-плазму, даже пряностями её не посыпав. Речник увидел усталость в его глазах. Но всё-таки он ответил:
– Вот наберётся хотя бы по десять сарматов на каждый альнкит – тогда и начну запускать. А это небыстро. До зимы хоть бы проверить их все, пять тысяч лет без присмотра – не шутки…
– А сколько всего сарматов ты возьмёшь на станцию? И откуда ты их возьмёшь? Создашь, как вы создаёте? – заинтересовался Фрисс. Он как-то не думал, что Гедимин с кем-то согласится делить станцию…
– Четыре тысячи, может, больше. Много перенаселённых станций – те же ваши «Флан» и «Скорпион», да и «Эджин», и у нас в Ураниуме много лишнего народу. Весной начну собирать… это годы и годы, Фриссгейн, - сармат погасил все экраны щита и тяжело поднялся с кресла. – А создавать негде. Слишком умные крысы разломали все автоклавы, боялись, что сарматы в них самозародятся. Опять же надо чинить… Фриссгейн, как твоя мутагенная мазь – помогла хоть немного?
– Это воинский бальзам, и он очень полезный, - мирно ответил Фрисс. – Ещё два дня, и всё затянется. Гедимин, ты теперь командир станции – а где положено спать командиру станции? Никогда не был там, где вы живёте, а не работаете…
– И ни к чему тебе там быть, - отозвался Гедимин, укладываясь на пол. – Командир станции спит там, где он нужен. А в жилых корпусах сейчас свалка из крысиного барахла и радиоактивная пыль, крысами же притащенная. Спи тут, знорк, хоть не засветишься…
За ночь «Идис» несколько раз заглянула в сны Фрисса – осторожно и ненадолго, и ничего не сказала ему. Он даже рад был, что станция общается с Гедимином, а не с ним. Кажется, они друг друга понимают. Вот пусть ему она и снится!
Видимо, ночью сармат и станция обсудили многое: Фрисс ещё не успел проснуться, а Гедимин уже нашёл по указаниям «Идис» один из немногих уцелевших скафандров. Почти все они были испепелены вместе с чудищем, в которое превратились сарматы… Эа-мутация очень заразна, станция хотела обезопасить тех, кто её, возможно, найдёт, от этой чудовищной болезни. Сохранилось всего несколько защитных костюмов, запрятанных в тайники.
Этот скафандр был окрашен в цвета станции – тёмно-синий,
– Спасибо, Гедимин, теперь я смогу приходить к тебе на станцию, - сказал Фрисс, забравшись в новую защиту. – Разрешаешь? Не пристрелишь меня на пороге, как крысу?
– Фриссгейн, я действительно такой отморозок, каким ты меня рисуешь? – сармат даже обиделся. – «Идис» будет защищать тебя, как меня, везде, куда дотянется. А я тебе всегда рад. Приходи. Будем запускать альнкиты без помощи техники и находить в канализации залежи урана и тория. Или ещё что-нибудь сотворим.
– Конечно, сотворим. Ещё и не такое! Гедимин, а если ещё что-то потерялось пять тысяч лет назад, и весь ваш народ не может это найти, зови меня – такие приключения нельзя пропускать! – обрадовался приглашению Фрисс.
И всё-таки что-то тревожило Речника – теперь, когда призраки Старого Города отступили, а изыскания Гедимина успешно завершились, он вспомнил о летящем времени и о войне, так и не завершённой до его отбытия в Город. Что там творится, в Энергине, в Замке, в Фейре, на Истоках Канумяэ? Фрисс заторопился домой, на Реку, в мир живых…
У Гедимина тоже были дела, в которых Речник уже не мог ему помочь. Огромная сложнейшая махина – полностью в его власти, и соскучившийся за века дух-хранитель, и горы крысиных трофеев и запасов – кто знает, какой опасности и ценности?
– Хранитель за меня дезактивацию не проведёт, - вздохнул Гедимин и снова повесил сфалт на плечо. – Пойдём в убежище! Заберёшь свои вещи, а я заберу свои и провожу тебя до стены.
Речник с радостью согласился, и они снова вышли на улицу Старого Города – последний раз в этом году. Серые тучи висели над руинами, их клочки цеплялись за высокие башни и трубу станции, холодный ветер свистел в провалах окон, а ирренций еле заметно мерцал в тёмных закоулках.
– Твоя станция этот город очень украсила, - заметил Речник. Больше ни к чему было тихо говорить и прижиматься к стенам, прятаться и убегать. Никто в этом городе не мог причинить им вред. Они прошли по Восточной улице, и по Сарматской (кто знает, может, стараниями «Идис» она снова оправдает своё название?), и мимо загадочного здания, отмеченного «Энергией Атома» (как Фрисс жалел, что излучение там слишком сильно, а его скафандр недостаточно надёжен!), между притихшим космодромом и селением Фойстов… На Площади Победы одинокий Фойст, обезумевший то ли от жажды крови, то ли от страха, напал на Фрисса – и рассыпался пеплом, сожжённый невидимыми лучами «Идис». Речник даже не успел достать обломки мечей.
Когда пришло время сворачивать в переулки, Фрисс остановился и долго смотрел на мёртвые дома. Улица Брайана Вольта, славного исследователя миров и народностей – для людей, первооткрывателя ирренция – для сарматов… Речник уже немного к ней привык.
И укрытие, столько дней спасавшее от крысиных зубов, когтей Фойстов и смертоносных лучей… Фрисс подобрал потрёпанный спальный кокон – пользоваться им уже нельзя было, слишком долго он лежал в мёртвом городе, даже самое «чистое» место которого не свободно от сияющей пыли. Его пришлось сжечь. Снова Речник вымок в резко пахнущих растворах (большую их часть Гедимин собрал – они ещё нужны были ему, чтобы отмывать станцию) и там же прополоскал травяные оплётки – в них предстояло возвращаться. «Чтобы весь ирренций этого города остался здесь,» - так сказал Гедимин, оглядывающий убежище с некоторой тоской.