Великая река. Другой берег
Шрифт:
– Что, пропал твой знакомый? – сочувственно спросил Хозяин Клёна. – Может, я у кого спрошу?
– Да его здесь никто не знает, – Ойкью недовольно топнула ногой. – Он не отсюда. Он из деревни. Точнее, из села. Из села Чернуха.
– Из Чернухи? – брови Хозяина Клёна поползли вверх. – Где ты вообще его нашла?
– Я украла его из лодки Деда. – Она печально вздохнула.
Брови Хозяина Клёна достигли верхней точки траектории. Он округлил глаза и присвистнул:
– Ну ты даёшь, малышка! Это же очень опасно! Дед не простит тебе вмешательства
– Если я смогла вмешаться, значит, это не был порядок вещей, – заспорила Ойкью.
– Дед не простит тебя в любом случае, – покачал головой её друг.
– Это сейчас не важно, – фыркнула Ойкью. – Сейчас я ищу Варна. А с Дедом буду разбираться, когда он меня найдёт. Ва-а-арн!
– Мальчик ушёл за русалочками, деточка, – услужливо подсказал ей голос откуда-то сверху.
Ойкью вскинула голову и увидела на одной из нижних веток небольшой ели птицу с человеческой головой. Птица улыбалась глазами.
– За русалками? – у Ойкью сердце упало. – Куда он пошёл? Туда?
Она лихорадочно пыталась вспомнить, где находится ближайшее болото.
Бежала она недолго. Вдали ещё был заметен отсвет костра, когда Ойкью услышала плач где-то поблизости. Она на секунду подумала, что это плачет Варн, но, прислушавшись, поняла, что рыдания явно девичьи.
Ойкью обернулась и недоумённо взглянула на Хозяина Клёна. Тот растерянно пожал плечами. Обменявшись удивлёнными взглядами, они осторожно двинулись на звук. Плач привёл их к небольшой полянке недалеко от болот, и взгляду Ойкью предстала удивительная картина. Она сперва не совсем поняла, что видит перед собой, а когда поняла, не поверила своим глазам, так что несколько секунд стояла и глупо моргала.
Перед ней на небольшом бревне сидел Варн в окружении трёх обливающихся слезами русалок. Одна из них рыдала Варну в плечо, ещё две ревели, обнявшись.
Ойкью прежде никогда не видела, чтоб русалки плакали. Это были глупейшие из лесных людей: им не хватало ума даже подсунуть встреченному юноше седмичник, чтобы легче было затащить его в болото. Поэтому юноши от них чаще всего убегали; во всяком случае, Ойкью за всю свою жизнь ни об одном настоящем утопленнике не слышала.
Русалки могли только пакостить, веселиться и сплетничать – так она считала раньше.
Удивление Ойкью нельзя было так просто описать словами.
– Что ты с ними сотворил, ирод? – простонала Ойкью, с выражением крайнего отчаяния глядя на Варна.
– Ойкью! – мальчик обернулся, заметив её наконец.
Его лицо будто озарилось невидимым светом изнутри: Ойкью впервые увидела в исполнении Варна выражение радости и облегчения.
– Я так счастлив тебя видеть! – с чувством произнёс он. – Я не знаю, что мне делать… Они плачут, и я никак не могу их успокоить. Их было две, теперь вот ещё одна привязалась. У меня уже вся рубашка в чьих-то слезах!
– Для начала скажи, что ты такое сделал до этого? – вопросил Хозяин Клёна.
Варн посмотрел на него удивлённо – кажется, мальчик
– Ты опять смеялся, да? – грозно спросила Ойкью.
– Вовсе нет, – Варн выглядел растерянным. – Я только прочитал им стихи.
У Хозяина Клёна нервно задёргался правый глаз. Ойкью ликующе рассмеялась.
– Стихи! Ты чудо! Я срочно хочу это услышать.
– Правда? – осторожно уточнил Варн. – Ты уверена?
Ойкью кивнула: ну что такого может быть в стихах?
И Варн начал читать. Две строфы спустя Ойкью ощутила великое уныние. Печаль, скорбь и одиночество расползались в её душе, как серые тени. Мир поблёк, звёзды приглушили свет, мягкий летний ветер стал казаться холодным и назойливым. Это чувство было всепоглощающим, словно болотная жижа, и жадным, как дорвавшийся до крови комар. Русалки, которые до того вроде бы начали успокаиваться, разревелись с новой силой.
Первым не выдержал Хозяин Клёна.
– Слушай, это нельзя читать вслух! – воскликнул он, перебивая Варна.
– Все почему-то так говорят. – Мальчик печально вздохнул.
Ойкью увидела, как он смутился, и ей стало стыдно за Хозяина Клёна.
– А мне понравилось, – с вызовом сказала она. – Это, конечно… не для всех. Но зато очень необычно.
– Непрошибаемая, – фыркнул её старый друг.
Зато Варн почти расцвёл. Выражение, обозначившееся на его лице, подозрительно напоминало улыбку. Ойкью захотелось улыбнуться ему в ответ, и она сделала это, как могла, – глазами. От внимательного наблюдения за Варном – понял он её или нет? – Ойкью отвлёк истошный рёв, набиравший новые обороты.
– Ну и что это с вами? – спросила она русалок недовольно. – Вот чего ты рыдаешь?
Ойкью потрогала за плечо одну из них, самую маленькую.
– Я вдруг подумала о том, зачем я живу, – сквозь рыдания проговорила русалка. – Зачем мне тащить кого-то в болото? Зачем мне самой болото?
– О-о-о, – протянула Ойкью. – Ну, моя дорогая, ты и спросила! И к чему тебе забивать этим свою хорошенькую головку?
– Я про это подумала и теперь больше не смогу забыть, – русалка шмыгнула носом.
– Сможешь, ещё как сможешь, – хмыкнула Ойкью. – Это не так-то трудно сделать.
– Правда? – с надеждой спросила другая русалка.
– А я не хочу забывать! – воскликнула третья.
– Ну, это вы сами, голубушки, решайте. Пойдём! – Ойкью схватила Варна за руку и потянула за собой, так что русалке, которая до этого плакала, уткнувшись в плечо мальчика, пришлось от него отцепиться.
Варн размял плечо с видимым облегчением и обернулся, посмотрев на лесных девушек с искренним сочувствием. Одна из них вдруг подскочила, приблизилась к Варну и засунула ему в волосы маленький белый цветок.