Великая Скифия
Шрифт:
– Я сама умру, но твоей не буду!
– Ай-ай! Немало хороших кобыл объездил я, они стали послушны, как овцы. Ты такая же будешь.
Урызмаг допил вино, медленно поднялся на ноги. Девушка прижалась спиной к войлочной стенке юрты и приготовилась защищаться.
– Не сейчас… – произнес он и вышел из юрты, пошатываясь.
Гедия слышала, что за стеною ее тюрьмы раздаются голоса, ржут кони, звякают удила. Она догадывалась о причинах этого шума. Роксоланы собирались в далекий путь, на родину. Сердце девушки сжималось от тоски. Вдвойне становилась противной
За стеной послышалась будто скифская речь. Гедия прислушалась.
Полы дверного полога медленно раздвинулись, и показалась голова воина в медном шлеме с кольчатым забралом, из-под которого висели усы.
– Ай! – невольно вскрикнула девушка.
– Не бойся! – успокоил ее воин по-гречески. – Я ищу тебя.
– Кто ты? – встрепенулась она.
Вместо ответа воин приподнял забрало рукой, одетой в тяжелую рукавицу. В изумлении Гедия узнала Костобока. Его желтоватые глаза смеялись.
– Костобок? – радостно воскликнула она. – Как ты здесь оказался?
– Об этом потом, молодая госпожа. Я хочу помочь тебе освободиться.
– Ах, Костобок! Пусть боги любят тебя вечно!.. Спаси меня, и я ручаюсь, что ты получишь свободу и будешь награжден!
– Я уже свободен!.. Тсс…
Костобок исчез. Гедия упала на колени и благодарила Деву за помощь. Она была уверена, что это богиня направила к ней Костобока и она же сделает так, что ее любимая жрица не останется рабой грязного варвара, но вернется домой, в милый сердцу Херсонес, обитель радости и счастья. Каким солнечным, уютным, чистым представлялся ей сейчас родной город, какими добрыми, справедливыми и мудрыми рисовались его люди. Уверенность в скором освобождении наполнила ее душу ощущением бодрости и силы.
Костобок обожал юную жрицу, несмотря на то что она была дочерью одного из самых черствых рабовладельцев Херсонеса, города, который обрек его сначала на вечное рабство, а затем на бесславную смерть.
Он разыскал Лайонака в дворцовой кухне у очага. Боспорец с аппетитом доедал из глиняной миски остатки царской трапезы, что вынесла ему Ирана. Бывший иеродул сел рядом и, не ожидая приглашения, протянул руку к посудине и запустил пальцы в жирную подливку, вылавливая куски баранины, обернутые в тесто.
– Проголодался?
– Как волк!.. А накормить некому. Хорошо – о тебе Ирана заботится! Ты пробудил в ней страсть!
– А ты что, завидуешь?
– Что ты, совсем нет!.. Я, брат, благодарю богов и демонов, что избавился от старшей жрицы, которая надоела мне хуже хромой лошади!.. И не спешу заводить другую.
– У тебя иное положение, ты свободен, царь дает тебе кое-что на пропитание и на вино. Знай гуляй!
– А ты чем обижен?..
– Не обижен я, а дело у меня важное, из-за которого я приехал сюда из Пантикапея. А чтобы сделать это дело, нужно мне к царю и царице доступ иметь. Ирана мне помогает.
– Добро!.. А вина у тебя нет?.. Горло промочить!
– Как нет, бери и пей!
Сатавк подал кувшин. Костобок напился, громко крякнул и обтер усы рукавом с удовлетворенным видом сытого человека.
– Так вот, Лайонак, – начал он, – удалось проникнуть мне в лагерь сарматов вместе с агарами. Агары сейчас там свои люди… Все юрты пересмотрел, но нашел то, что искал.
– Что же ты искал у роксоланов?
– Гедию, самую прекрасную жрицу Девы!.. Ту самую, которую вы полонили, да уберечь не сумели!.. А напали на вас люди племянника Тасия Урызмага!..
– Это ты точно знаешь?
– Точно! В юрте Урызмага я и нашел пленницу. Бедняга!..
– Гм… Тогда я сейчас же иду к Палаку, пусть он потребует у Тасия ответа за убитого воина!
– А за девушку? Ведь она твоя добыча, а не роксоланская!
– Эка далась тебе эта девчонка!.. За убитого воина Палак может потребовать наказания виновных, а из-за жрицы едва ли стал бы ссориться с Тасием. Тем более что она теперь и не нужна ему. Ксоан-то не настоящий!.. Нет богини, не нужна и жрица!
– Напрасно так говоришь. За свою дочь Херемон дал бы богатый выкуп!.. Только у тебя ничего не выйдет!..
– Почему?
– Они девицу запрячут так, что и не разыщешь, царю же скажут, что им ничего о ней и об убитом воине не известно. На том дело и кончится.
– Ну, тогда пусть они будут прокляты, шакалы!
– Значит, ты не хочешь освободить девушку от сарматского плена?
Лайонак засмеялся и посмотрел на иеродула так, как будто видел его впервые.
– Ты так о ней беспокоишься, что я начинаю подозревать, не сестра ли она тебе. Или, может… невеста?
– Нет, она мне никто, но я помню доброту ее ко мне, когда я был храмовым рабом. И клянусь всеми скифскими и эллинскими богами, что выручу ее из беды, чего бы мне это ни стоило!.. И ты должен помочь мне в этом.
– Но она же дочь одного из твоих поработителей, врага Палака!
– Она здесь ни при чем!.. Почему она должна страдать, быть рабой вшивого сармата, вместо того чтобы жить в доме отца своего и радоваться?.. О, я слишком хорошо знаю, что такое рабство, и не могу равнодушно говорить о нем!..
– О мой друг! Твои слова хороши!.. Я тоже был рабом и ненавижу рабство. И принадлежу к братству угнетенных сатавков, которые поклялись добиться своего освобождения от рабской зависимости. Того же хотят и городские рабы Пантикапея. Будь нашим братом.
– Что ж, я не против, мстить хозяевам – это по мне!
– Только вот смотрю я на тебя и удивляюсь. Вчера ты сбросил рабские цепи, еле живой бежал из Херсонеса, а сегодня хлопочешь о свободе гречанки, отец которой – мучитель тысяч таких, как мы с тобою!