Великая Скифия

Полупуднев Виталий Максимович

4

Роксоланское войско ушло в свои земли.

Нашлись и некоторые сколоты, что увязались тайком вслед за сарматами в поисках нового счастья. Тасий обещал скифским перебежчикам сохранить их внутриродовую независимость и обычаи. Дальновидный вождь хотел в их лице получить верных, ему лично преданных воинов, на которых он мог бы опираться в борьбе с роксоланскими родами, старейшинами и князьями.

Но таких оказалось немного. Сколоты были преданы своему царю, видели в нем символ своей свободы и независимости. Остаться без царя – означало для них стать

табуном заблудившихся коней, потерявших своего вожака, окруженных дикими зверями.

Все свои печали и горести, военные неудачи и быстро идущее обнищание, потерю удобных и привольных пастбищ и необозримых стад скифы целиком относили за счет сарматов, извечных и злейших врагов сколотского народа. Не они ли когда-то в прошлом вытеснили их отцов из богатых степей между Танаисом и Борисфеном?..

Винили и пришлых эллинов, умеющих тянуть жилы из скифского народа, а сейчас призвавших на помощь против него войска заморского царя.

Бить надо сарматов и греков! Только тогда скиф сможет жить по-старому, по-хорошему, когда сметет с лица земли всех захватчиков и иноземцев!..

В окрестностях Неаполя сразу стало пусто и безлюдно. Ветер гнал снежные волны и постепенно заметал сугробами черные лишаи стоянок, кучи золы и навоза, скелеты ободранных и обглоданных конских трупов.

Воровато, как серые тени, побежали по местам недавних лагерей трусливые волки. Их завывание слышалось в царском дворце и наводило уныние на царицу.

Палак с сотней наездников выезжал за город разгонять волчьи стаи, желая разогнать и злую тоску, что грызла его днем и ночью.

Однажды царь так увлекся скачкой по белой всхолмленной степи, что обогнал всех и оказался среди снежной пустыни один. Но не заметил этого и продолжал хлестать жеребца, находя в быстрой езде особенное наслаждение.

В бешеной скачке он забывал о многом, перерождался, уходил из плена черных дум.

Он не смотрел вокруг, вскрикивал и рвался вперед, в серую даль. И все ему казалось, что он движется страшно медленно.

Конь скакал по холмам и долинам, взлетая на кручи и соколом ныряя вниз. Мчался уже час, другой, роняя на снег окровавленную пену с удил.

Не выдержало горячее конское сердце, лопнуло от перенапряжения, и всадник вместе с конем рухнули в сугроб.

Черная густая кровь хлынула из пылающих ноздрей красавца скакуна, печально взглянул он в последний раз на небо агатовыми выпуклыми глазами и околел.

Палак, ругаясь и выплевывая снег, попавший в рот, поднялся из сугроба весь белый, как снежный дед, вылепленный скифскими детьми на площади Неаполя.

Только к вечеру нашли перепуганные князья и слуги своего царя среди мертвой равнины, полузамерзшего, с почерневшим на морозе лицом. Одет он был, как на беду, легко, чтобы ничто не мешало махать нагайкой и на всем скаку хлестать ею голодных волков.

Едва отогрели царя около жаркой печи, отпоили горячим молоком и вином. Он размялся, осмотрелся, но не мог преодолеть зябкой дрожи, бившей его.

Ночью Опия с Ираной и Дуланак сидели около ложа Палака и в страхе слушали его бессвязные речи.

Утром стало известно, что царь тяжело заболел. Пошли слухи и толки.

Вокруг больного владыки собрались жрецы и стали гадать о причинах

болезни. Один из них, чуть ли не самый старый, важно заявил:

– У государя душа стала летучей от чьих-то магических влияний. Нужно натереть ему тело кровью белой жертвенной лошади.

Была убита белая лошадь. Ее мясо зажарили и съели. Палаку же натерли грудь и руки кровью из сердца жертвенного животного. Потом соскоблили кровь с рук, завязали ее в ладанку и повесили на шею как амулет.

Царь пришел в себя, но тяжело дышал, кашлял и плевал ржавой кровью. Посовещавшись, Опия и Дуланак сделали ему паровую баню, столь широко принятую у сколотов.

– Дай, я проглочу твои недуги!.. – умоляющим голосом говорила мужу царица и сосала конец ременной тесьмы от сапог его, как бы стараясь перетянуть в себя болезнь Палака.

Наконец Тойлак сделал открытие:

– Говорю всем вам, что царя околдовала проклятая бития Никия, та, что накликала неудачу на царское войско, в то время как предсказания сулили победу!.. Но она не хотела слушать верхних богов, призвала нижних и с их помощью навела порчу на войско царя, а теперь и до него самого добралась. Это она по ночам высасывает жир из его почек и жаждет его смерти. Нужно вокруг больного посыпать маком. Мак очищает дом от ведьм.

Все покои дворца были посыпаны маком. Дюжие телохранители носили маковое семя в шапках и разбрасывали его по полу.

– Этого мало, – рассуждали серьезные и важные жрецы, – магические влияния и колдовство действуют даже издали. Стоит той же битии поклясться именем Палака, и болезнь его сразу же ухудшится.

Никия была схвачена и доставлена на площадь города при громких криках народа. Теперь толпа не защищала ее.

– Ведьма! Ведьма! – кричали мальчишки.

– На костер ее, она царя околдовала!

– Это она наслала порчу на войско!

– У, проклятая!.. Не она ли и гололедицу накликала на пастбища?

Страшная преступница была казнена за городом при огромном стечении народа.

Казнью руководил Тойлак. Никию связали и посадили на воз с сеном, запряженный молодыми быками.

Никия смотрела на всех безумными глазами и бормотала что-то невнятное. Она словно не сознавала, что хотят сделать с нею.

– Видишь, губами шевелит, творит заклинания, духов на помощь призывает!

Те, которые ранее заступались за битию, не давали ее в обиду, теперь, когда ей было предъявлено столь тяжкое обвинение, требовали ее смерти. В два ряда стали воины с бичами и зажженными факелами. Они начали с криками подхлестывать быков и бросать факелы в сено.

Быки заревели от боли и испуга и кинулись в степь, увлекая за собою горящий воз, на верху которого среди клубов дыма сидела Никия. Она закричала, стараясь разорвать узы, ее держащие, но безуспешно.

С боков горящего воза скакали всадники и продолжали подгонять быков нагайками. Вскоре дышло перегорело, и обезумевшие животные во всю прыть помчались по заснеженной степи. Телега и сено пылали ярким пламенем. Никии уже не было видно среди языков огня и густого дыма.

Народ возвратился в город. Вернулся и Тойлак, удовлетворенный тем, что навсегда избавился от колдуньи, которая много раз ставила его в затруднительное положение.