Великая судьба
Шрифт:
— Ну и ладно, — рассеянно откликнулся Максаржав.
Когда же вечером два солдата принесли им ужин, Максаржав встал и твердо заявил:
— Мы отказываемся есть. Водку тоже унесите. Почему нас так долго здесь задерживают? Позовите командира.
Он переоделся в свое лучшее платье. Пришел начальник с переводчиком.
— Вам не нравится еда? — спросил начальник. — В таком случае извините. Что же касается ваших коней, то они отъелись неплохо.
— Разве мы приехали к вам спасаться от голода и коней привели с собой из-за бескормицы? Мы возвращаемся. Если вы решили поссориться
— Мы не будем применять к вам силу. Наш царь и ваш хан до сих пор жили в дружбе и согласии. И мы хотим того же.
— За провиант мы вам платить не будем. Плату требуйте с бандитов. Очень приятно было погостить у вас. Если доведется побывать в гостях у вас еще раз, охрану приставлять не обязательно. И к нам в гости милости просим.
Цирики оседлали коней, и вскоре отряд уже скакал в сторону границы.
Начальник пограничной заставы задумчиво смотрел им вслед.
— Ну что ж, пусть едут. А командир у них стоящий, серьезный человек.
— Ваше благородие, наши их немного пощипали.
— Как это?
— Да тут безобразие допустили.
— Это нехорошо...
Через несколько дней Максаржав вновь появился в русском погранотряде и, подъехав в фельдфебелю, которого встретил первым, наклонился с коня, схватил его за пояс и приподнял.
— Это ваши люди отобрали у моих цириков оружие и коней? Если сейчас же все не вернете, кишки выпущу.
Сбежались солдаты, зашумели:
— Сейчас, сейчас!
И действительно, тотчас же были вынесены несколько винтовок, а вскоре привели и коней. Максаржав с силой швырнул фельдфебеля на землю и, приказав приехавшим с ним цирикам забрать винтовки и коней, снова увел отряд через границу.
Максаржав возвращался в родные края. Манлай-Батор Дамдинсурэн, соскучившийся по родному хошуну и своей семье, уехал к себе сразу же вскоре после взятия Кобдо. А Того, сопровождавшего Максаржава, одолевала тоска. «Никто меня не ждет дома. О Гунчинхорло лучше и не думать. Да только разве могу я о ней не думать! Где она, что с ней? Увидеть бы ее живой хоть когда-нибудь...»
Как только до родного кочевья Максаржава дошло послание, в котором он сообщал, что возвращается, поднялся невероятный переполох — герою готовилась торжественная встреча.
Га-гун был вне себя от радости.
— Вот уж не думал, что Максаржав удостоится такого высокого звания, — сказал он жене.
Цэвэгмид с гордостью сообщила детям, что их отец стал батором.
— Как же нам теперь быть? — волновалась она.
— О чем ты, мама? — спросил ее сынишка Сандуйсурэн.
— Да вот белого войлока-то где возьмем?
— Ну, не найдем — пусть
— Белый войлок нужен обязательно. Если хозяин возвращается после долгой отлучки, а родные не покроют юрту белым войлоком, жди беды. Да и что люди скажут!
Дети по простоте душевной ни о чем, конечно, не заботились, они соскучились не отцу и радовались его приезду. В отсутствие отца старший сын всячески помогал матери, понимая, что он остался в доме за хозяина. Цэвэгмид даже не знала, с какой стороны ждать мужа и с кем он приедет.
Она часто подолгу простаивала возле юрты, вглядываясь вдаль: то на юг, то на запад, то на восток, — все надеялась увидеть знакомую фигуру. Иногда ее охватывало отчаяние: а вдруг он не приедет, вдруг что-то случилось.
Истосковавшаяся в ожидании, женщина все эти годы молила богов, чтобы отец ее детей остался на войне цел и невредим. «Да не оставят его боги своим покровительством! Подумать только, каково ему там приходится: как под градом, ходит он под пулями неприятельскими. Сохрани и помилуй его, милосердный боже! Говорят, что у него теперь большая власть и он даже наказывает плетьми и бандзой важных людей. Пусть уж они на него не гневаются. Как там у него с одеждой? Некому ведь о нем позаботиться...» Тяжкие думы не оставляли Цэвэгмид. Куда бы ни шла она — за водой ли, за дровами ли, — все оглядывалась, не покажется ли тот, кого она так ждала.
Как-то в их юрту заглянула мать Максаржава.
— Мамаша, — обратилась к ней Цэвэгмид, — говорят, что наш Максаржав наказывает плетью даже больших нойонов. Ну может ли быть такое?
— Чего ж тут удивляться, ведь он стал государственным человеком. Вот вернется сынок домой, тогда и отдохнет от больших забот.
— Да вряд ли... Не такой он человек, чтобы отдыхать.
— Ты, дочка, не волнуйся, спи спокойно. Раз подал весточку, обязательно приедет. А твои бессонные ночи все равно ему не помогут.
— Да я сплю, мамаша. Сын вот только совсем измаялся. Вам не холодно, может, затопить? Постойте-ка, что это вдруг собаки залаяли? — Цэвэгмид глянула на улицу — мимо проскакал человек, за ним еще какие-то нарядно одетые люди. «Уж не встречать ли какого важного гостя отправились? — подумала она. — А я вот уж сколько дней мужа жду, и все напрасно. Мясо трижды размораживала и трижды замораживала снова. Видно, и сегодня не приедет... Может, опять разморозить мясо-то?» Цэвэгмид взяла хранившийся на холоде кусок мяса и внесла в юрту. Затем разложила на большом блюде разную снедь и поставила на столик в северной части юрты.
— Я вот тут еды наготовила, спешила, пока не вернутся овцы с пастбища, сварила мясо, как он любит... — прошептала она.
Она еще раз тщательно подмела вокруг юрты, переоделась в нарядный дэли, заставила детей хорошенько вымыться и тоже переодеться.
— Отец не любит, когда мы в будние дни наряжаемся, — заметил Сандуйсурэн. — Пусть младшие просто наденут новые гутулы.
— Нет, нельзя. С ним, может, гости приедут. Что они скажут, если увидят, какие вы замарашки? Отцу будет стыдно за нас. Ты лучше, сынок, вот что сделай — как приедет отец, поднеси ему хадак и чашу с молоком. Ведь он у нас теперь батор.