Великие неудачники. Все напасти и промахи кумиров
Шрифт:
«Жить на корабле хорошо. Я живу на большом крейсере. Это „Красный Кавказ“. В общем, живу, как в американском фильме из жизни адмиральского сына, влюбленного в дочь капитана соседнего парохода.
Афины очаровательны, это сверх-Петербург, ослепительно освещенный солнцем. Это город Гоголя и Александра Иванова… В общем, мир довольно красив, и мне печально, что я заметил это так поздно.
Парфенон – вот что поразило меня чрезвычайно».
И в том же году:
«Ну, вот я и в Париже! Вот мы и прилетели, как сказал Амундсен на Северном полюсе. Здесь, конечно, красивее и светлее, чем на полюсе. Вчера мы совершили громадную прогулку от Люксембургского
В январе 1934-го в буржуазной Варшаве на банкете в честь Ильфа и Петрова соавторам показали польско-чешский фильм «Двенадцать стульев». Весь сеанс все зрители смеялись, не совсем понимая, что означает такое: «Может, вам еще ключи от квартиры, где деньги лежат» и «Вы не в церкви, вас не обманут». После сеанса публика долго и бурно аплодировала и несколько раз вызывала соавторов на сцену. Кто-то даже выкрикнул из зала «крамольную» цитату:
– Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс!..
С «Одноэтажной Америкой», созданной из репортажей и путевых заметок, они вышли в 1936 году на гигантскую сцену СССР, сообщив остроумно то, что советские читатели не знали и знать не могли. В силу писательского таланта, вопреки жесткой идеологической установке на «резкую критику главной страны мирового империализма», перед читателями предстала другая – реальная Америка. Это была страна совсем не одноэтажная, а именно разноэтажная, хотя остроумные авторы и подметили множество несуразностей на «той стороне Атлантического океана».
Множество несуразностей подмечал Ильф и на просторах СССР. И долго еще читатели не знали, что его «Записные книжки» в их полном издании не уступают, а порой и превосходят по наблюдательности и печальному остроумию и «Одноэтажную Америку», и оба знаменитых романа.
Не были при жизни Ильфа известны и его письма, в которых он писал «не только о любви, но чаще все-таки о ней». И преследовала замечательного писателя мысль, которая нам с вами может показаться слишком безжалостной, почти кощунственной:
«Меня всегда преследовала мысль, что я делаю что-то не то, что я самозванец. В глубине души у меня всегда гнездилась боязнь, что мне вдруг скажут: „Послушайте, какой вы, к черту, писатель: занимались бы как-нибудь другим делом!“»
Было у него это «другое дело», замечательное и совсем не любительское: фотография. Его фотографии теперь знамениты, а замечательный его фотоаппарат «Контакс» является экспонатом Одесского литературного музея. Он создал сотни снимков. Выбирал необычные ракурсы, экспериментировал со светом, снимал с балкона, из окна. Фотографировал друзей, натюрморты, прохожих, грузовики, трамваи, храмы, Кремль и самую свою любимую модель – свою жену. Москва на его снимках предстает разной, но чаще все-таки зимней и отчего-то почти пустой и безлюдной. Самолеты над планетарием. Белье на веревке. Дети. Похороны Маяковского. И сотни фотографий, на которых уже не Москва. Это запечатленная им Америка: одноэтажная, необъятная, странная, необъяснимая и такая же печальная, как автор этих снимков, Илья Арнольдович Ильф, оставивший нам в записной книжке иронические слова о своей карьере фотографа: «Поедем в Крым и сделаемся там уличными фотографами. Будем босиком ходить по пляжу, предлагая услуги. Босиком, но в длинных черных штанах».
И карьера эта действительно получила развитие в апреле 1930 года. Но
«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».
Друг его и соавтор, Евгений Петров, не ставший фотографом, носил длинные черные брюки, в которых он запечатлен на нескольких фото. Он же не без юмора сетовал:
«Было у меня на книжке восемьсот рублей, и был чудный соавтор. Я одолжил ему мои восемьсот рублей на покупку фотоаппарата. И что же? Нет у меня больше ни денег, ни соавтора… Он только и делает что снимает, проявляет и печатает. Печатает, проявляет и снимает».
И в незавершенных воспоминаниях о друге и соавторе, погибшем от туберкулеза в 1937 году, Евгений Петров с пронзительной грустью написал:
«Окно было широко распахнуто, и по комнате свободно гулял холодный апрельский ветер, шевеливший листы нарезанной Ильфом бумаги».
И небо помахало шляпой
• Валентина Владимировна Терешкова (6 марта 1937 года, деревня Большое Масленниково, Тутаевский район, Ярославская область) – советский космонавт, первая женщина-космонавт Земли, Герой Советского Союза, генерал-майор.
• «Брэнд» советской космонавтики. При этом – мать и жена. Женщина беспримерного мужества и высочайшей нравственности.
• Величайшая неудача – беспримерный полет Валентины оказался в ее жизни единственным.
Единственная женщина, которая этого удостоилась, – Валентина Владимировна Терешкова.
16 июня 1963 года первая в истории человечества женщина-космонавт пошла на смертельный риск улететь в межзвездное пространство навсегда. Или взорваться вместе с ракетой на старте. Или разбиться при посадке. К счастью, эксперимент успешно завершился.
Уроженка деревни Масленниково Ярославской области, техник-технолог по хлопкопрядению, член КПСС и парашютистка 1 разряда вошла в историю самых славных, самых невероятных, самых дерзких побед человечества.
В историю советских танцплощадок она тоже вошла. Ее именем назвали одну из популярнейших твистовых мелодий. Незамысловатая песенка «Валентина-твист» зазвучала на танцплощадках от Калининграда до Камчатки, заставляя сотни тысяч танцующих если и не уноситься в заоблачные дали, то уж во всяком случае лететь навстречу друг другу.
После полета Терешковой вокруг Земли, продолжавшегося двое суток, 22 часа и 55 минут, человечество стало лучше танцевать. Стало оно, быть может, чуть добрее, чуть привлекательней (но это, увы, на непродолжительное время). Утратило оно и значительную долю уверенности в существовании его «слабой половины». Медики эффект не подтвердили, но и не стали опровергать. Они ждали ответа на самый главный вопрос: не повлияют ли отрицательно чудовищные перегрузки, сильнейший стресс и полная невесомость на способность женщины рожать? Не повлияли. Через год после полета Валентина родила дочь от своего первого мужа, космонавта Андриана Николаева.