Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века
Шрифт:
28-го марта 1916 года Гумилёв был произведён в прапорщики с переводом в 5-й Гусарский Александровский полк, куда и просился. Да вот незадача, полковое начальство, не терпевшее умничанья подчинённых, тут же запретило ему печатать «Записки кавалериста».
Воевать вообще не комфортно, а служба в разведке требовала крепчайшего здоровья, которого у Николая Степановича отродясь не было. Более того, поэт относился с полным презрением к своим физическим немощам, и его не слишком закалённый организм всякую минуту мог стать жертвой присущей Гумилёву неудержимой отваги.
Храбрец, не тронутый пулями, частенько болел, причём так
Режим в лазарете, очевидно, был не слишком строгий, по крайней мере, для Гумилёва, если уже через несколько дней он появился на вечере Брюсова в Тенешевском училище и там познакомился с Анной Николаевной Энгельгардт. Едва ли она всерьёз заинтересовала поэта, ибо он тут же поспешил наведаться в Слепнёво к своей семье. И всё-таки обратил внимание на эту прехорошенькую, свеженькую и наивную до глупости барышню.
После трёхдневного пребывания среди родных Николай Степанович опять возвращается в лазарет. Однако выздоровление продвигается худо, и его отправляют в Крым, в Массандровскую здравницу. Ну, а оттуда, уже поправившись, Гумилёв едет в Севастополь, где должна была в эту пору отдыхать его жена. Не застаёт. Вот здесь и припомнилась ему новая знакомая – премиленькая Анечка Энгельгардт. Припомнилось и то, что на лето она собиралась уехать в Иваново-Вознесенск. Туда поэт и поспешил. Вот когда впервые за отсутствием Анны Ахматовой её заместила и заменила другая Анна. Можно сказать, первая репетиция предстоящей в недалёком будущем женитьбы на этой другой.
Потеря драгоценной для писателя возможности печататься, конечно же, весьма и весьма огорчала Николая Степановича. Зная, что офицеры подобной дискриминации не подвергаются, Гумилёв по возвращении в Петроград начал хлопотать о допуске к экзаменам на корнета. Однако, будучи признан здоровым, вскоре получил предписание вернуться на фронт.
Уже в августе 1916 года поэт снова прибыл в Петроград и явился в Николаевское кавалеристское училище для сдачи экзамена на офицерский чин. Из 15 дисциплин, по которым ему предстояло держать испытания, более всего опасался он за артиллерию. А срезался на фортификации. С детства не везло с учением. Но чин корнета Николай Степанович всё-таки получил, хотя и несколько позднее – на фронте. Должно быть, боевые действия оказались для него наиболее удобной формой экзамена, а решительность и отвага – наиболее твёрдо усвоенными из военных дисциплин.
В эту пору война уже мало воодушевляла Гумилёва. Отсутствие порядка и анархия в войсках, бездарность командного состава. Хорошо ещё, что обретённый Николаем Степановичем чин давал возможность хотя бы на поле боя не зависеть от чьих-то нелепых приказов.
Плачевное состояние армии, её расхлябанность и разболтанность побудили корнета выхлопотать себе назначение в русский экспедиционный корпус на Солоникский фронт. Надеялся, что там будет лучше. Получил заграничный паспорт и 1500 рублей командировочных. А в редакции газеты «Русская воля» обзавёлся направлением туда же в качестве специального корреспондента с жалованием 800 франков в месяц.
15 мая 1917 года выехал из Петрограда. Проводила жена. Ввиду пересечённости Европы действующими фронтами до места назначения пришлось добираться кружным путём: через Стокгольм и Христианию, а от Бегрена до Лондона пароходом. В столице Великобритании поэт сделал небольшую остановку. Активно общался с английскими писателями,
1-го июля прибыл в Париж, где, будучи оставлен в распоряжении генерала Зенкевича, представителя Временного правительства, месяц за месяцем дожидался отправки в корпус. После Октябрьской революции союзники решили Солоникский фронт вообще ликвидировать. Гумилёв подал рапорт о направлении его теперь уже на Персидский театр военных действий.
Во время пустопорожних ожиданий Николай Степанович познакомился с Еленой Карловной Дебюше, полуфранцуженкой, полу-русской и украсил её альбом немалым количеством стихотворений, ей посвящённых. Впоследствии они составили книгу «К синей звезде», вышедшую уже после смерти поэта. Ну а девушка, отнюдь не воспылав ответным чувством к этому неисправимому донжуану, вышла за американца и благополучно уехала в Соединённые Штаты. Гумилёв же получил командировку в Лондон, куда отбыл за ожидаемым назначением на Месопотамский фронт. Но, очевидно, и там боевые действия сворачивались. Ввиду бессмыслицы дальнейшего проживания в Европе, Николай Степанович добивается разрешения на возвращение в Россию, теперь уже Советскую, что было отнюдь не просто при наличии паспорта, выданного ещё Временным правительством.
По приезде в Петроград, не застав супруги дома, Николай Степанович позвонил её ближайшей подруге Валерии Срезневской. От неё узнал, что Анна Андреевна находится у Владимира Шилейко. Ничего не подозревая, отправился туда. Пили чай, разговаривали. Потом Ахматова пошла с мужем в меблированные комнаты «Ира». Утром, не исключено, что после весьма серьёзного разговора с выяснением отношений, Анна Андреевна ушла к Срезневским.
Когда же Николай Степанович явился за ней, провела его в отдельную комнату и сказала: «Дай мне развод». Он страшно побледнел и сказал: «Пожалуйста»… Не умолял остаться, ничего не расспрашивал даже. Спросил только: «Ты выйдешь замуж? Ты любишь?» – Анна Андреевна ответила: «Да». – Кто же он? – «Шилейко». – Николай Степанович не поверил: «Не может быть. Ты скрываешь, я не верю, что это Шилейко».
Не в меблированных ли комнатах произошло нечто разлучное? Уж не рассказал ли Гумилёв своей жене о мучавшем его отказе «Синей звезды»? Или что-то другое? Не исключено, что Ахматова, уже давно живущая без мужа и едва ли ни столь свободно, как он, решила, что их брак – фикция, равно оскорбительная для обоих, и пожелала чего-то иного, более нравственного, может быть.
Вскоре после объяснения они вместе отправились в Бежецк, где на попечении бабушки находился их сын Лёва. Во время этой поездки и позднее отношения бывших супругов продолжали оставаться дружескими. Она бывала у него на улице Ивановской в квартире Маковского, куда Николай Степанович переселился по предложению хозяина, уехавшего в Крым. Ну, а Гумилёв навещал Анну Андреевну у Срезневских.
Между тем, поэт понемногу втягивался в литературную жизнь, от которой за годы войны заметно отвык. 13-го мая 1918 года Николай Степанович принимает участие в «Вечере Петербургских поэтов», проводившемся в зале Тенешевского училища.
Именно тогда состоялось первое публичное чтение «Двенадцати» женою Блока. Выступала Любовь Дмитриевна, как обычно, под своим сценическим псевдонимом – «Басаргина». Поэма была встречена столь бурно (и аплодисментами несмолкающими, и самым разбойничьим свистом), что Александр Александрович Блок, который должен был выступать сразу после супруги, отказался от своего выхода.