Великий Бисмарк. Железом и кровью
Шрифт:
Однако полностью вернуться в прошлый век было невозможно. Под внешне спокойной поверхностью, постепенно покрывавшейся ряской, ждали своего часа новые силы. Всплеск национализма, который Германия пережила в эпоху Освободительных войн, не прошел бесследно. Идея германского единства, соединившись с идеей конституционного правления, приобретала все большую популярность в немецком обществе, в первую очередь среди представителей интеллектуальной элиты и постепенно усиливавшей свои позиции торговой и промышленной буржуазии. Карлсбадские постановления могли затормозить, загнать вглубь, но не остановить этот процесс.
Несмотря на определенные усилия Гогенцоллернов по развитию промышленности, Пруссия начала XIX века оставалась преимущественно аграрной страной. В особенности это относилось к районам восточнее Эльбы, которые были в Средние века отвоеваны у славянских племен и заселены немецкими колонистами. Здесь преобладало крупное дворянское землевладение, владельцам поместий – юнкерам – принадлежали значительные административные и судебные полномочия. Дворяне играли большую роль в прусской
Однако государственный аппарат в XVIII веке был немыслим без трудолюбивых, полностью преданных монарху профессиональных чиновников. Юнкеры в силу названного выше обстоятельства не всегда годились на эту роль, к тому же подавляющее большинство из них предпочитало делать военную карьеру или управлять собственными владениями. Сидеть в кабинете над грудой пыльных бумаг считалось не слишком достойным занятием для человека, чьи предки являлись практически неограниченными феодальными властителями. Именно поэтому в прусском государстве все большее значение приобретали выходцы из буржуазных слоев, которые формировали потомственную бюрократию. Их доля была велика и среди представителей свободных профессий и технической интеллигенции, от которой в возрастающей степени зависела мощь государства. Многие из них впоследствии получали дворянские титулы.
Крылатой стала фраза о том, что опорой прусского короля являются два войска – стоящая под ружьем армия солдат и сидящая в кабинетах армия чиновников. Это были не только профессиональные, но и во многом социальные группы, игравшие доминирующую роль в Пруссии рубежа XVIII–XIX веков – консервативное остэльбское юнкерство с феодальным менталитетом и просвещенная либеральная бюрократия, многие представители которой прекрасно обходились без приставки «фон» к своей фамилии. Знакомство с двумя главными опорами королевства Гогенцоллернов носит в рамках этой книги далеко не случайный характер. Дело в том, что семья, в которой появился на свет маленький Отто, была зримым воплощением союза этих двух социальных групп.
Разветвленный род Бисмарков впервые упоминается в письменных источниках в XIII веке. С тех пор он принадлежал к числу наиболее влиятельных дворянских семей Старой Марки – исторической территории у берегов Эльбы, расположенной на севере современной федеральной земли Саксония-Анхальт. Старую Марку иногда называют «колыбелью прусского государства», поэтому неудивительно, что многие представители рода Бисмарков отличились на службе династии Гогенцоллернов. В первую очередь речь шла об офицерской карьере – прадед «железного канцлера» сражался на полях Войны за испанское наследство и Северной войны, дед участвовал в Семилетней войне. Отец, Карл Вильгельм Фердинанд фон Бисмарк, появился на свет в 1771 году и, казалось, должен был последовать примеру своих предков. Действительно, в двенадцатилетнем возрасте он был зачислен в кавалерийский полк, однако уже в 23 года в звании риттмейстера покинул службу и отправился в свои владения, ядром которых было поместье Шенхаузен на восточном берегу Эльбы. Уже этот поступок многое говорит о Фердинанде. Не слишком образованный, лишенный честолюбивых помыслов, добродушный, спокойный и уравновешенный, он предпочитал размеренный покой деревенской жизни городской сутолоке. Некоторые современные биографы Бисмарка называют его воплощением прусского помещика, знавшего винный погреб в своем доме гораздо лучше, чем библиотеку [4].
Когда Фердинанду было 34 года, он женился на Луизе Вильгельмине Менкен, которой на тот момент исполнилось всего шестнадцать. Вильгельмина была практически полной противоположностью мужу и по социальному происхождению, и по своим личным качествам. Семейство Менкенов не имело ни дворянских титулов, ни богатой родословной и проявило себя в первую очередь на ниве наук и государственной службы. Отец Вильгельмины, Анастасиус Людвиг Менкен, был личным советником Фридриха II и убежденным сторонником преобразований в либеральном ключе, играя весьма значительную роль во внутренней политике Пруссии второй половины XVIII века. Свои взгляды он передал и дочери. Мать Отто фон Бисмарка была интеллектуально одаренной, образованной и амбициозной женщиной, которую, в отличие от мужа, совершенно не радовала сельская идиллия – она выросла в большом городе и с удовольствием провела бы там всю жизнь. Но судьба распорядилась иначе, и, видимо, во многом поэтому ее живой и подвижный характер стал со временем приобретать черты болезненной истеричности. Ее энергия искала и не находила достойного выхода. Будучи женщиной неуравновешенной, порой экзальтированной, она в течение определенного времени считала себя наделенной пророческими способностями.
В любом случае, двести лет назад у европейской женщины было не так много возможностей для реализации своих амбиций. Одна из них, едва ли не главная, заключалась в воспитании детей. Здесь у матери Бисмарка наблюдалась определенная двойственность – с одной стороны, она не желала быть нянькой, уделяющей все свое время отпрыскам, с другой – по-своему хотела гордиться ими. Вильгельмина стремилась сделать сыновей воспитанными в духе времени интеллектуалами, которые смогли бы повторить блестящую карьеру ее отца. При этом склонности самих детей не учитывались, а воспитание осуществлялось довольно жесткими методами, что уже в детские годы привело к отчуждению, даже враждебности между матерью и сыном. Отто не чувствовал материнской любви, от чего, по всей видимости, очень сильно страдал, и вовсе не желал становиться орудием для удовлетворения амбиций Вильгельмины. Много лет спустя он в письме к невесте вспоминал: «Моя мать была красивой женщиной, которая любила внешний блеск, у нее был ясный живой ум, но почти не было того, что берлинцы называют доброй душой. Она хотела, чтобы я много учился и многого достиг, и мне часто казалось, что она жестока и холодна ко мне. В детстве я ее ненавидел, позднее я успешно вводил ее в заблуждение» [5]. Отношение к отцу у маленького Отто, напротив, было достаточно теплым, особенно в ранние годы. Нельзя сказать, что Фердинанд уделял воспитанию сына большое внимание, однако его «безграничная и незаинтересованная добродушная нежность» представляла яркий контраст с жесткой требовательностью матери. Тем не менее отец был далек от того, чтобы стать для сына идеалом мужчины – он был не только добродушен, но и ленив, а его образ жизни и способности оставляли желать лучшего. Внушить сыновьям уважение и стать для них авторитетом он не смог. Кузина Отто, Хедвиг фон Бисмарк, так описывала родителей мальчика: «Мать была для детей, даже своих собственных, чужим человеком. В моих воспоминаниях она осталась холодной женщиной, мало интересующейся окружающими ее людьми. Я не могу припомнить случая, чтобы она хоть раз проявила по отношению к нам теплоту. Совсем другое дело – дядя Фердинанд! У него всегда было для нас доброе слово или веселая шутка, и мы с Отто любили скакать у него на коленях. Вильгельмина Бисмарк была высокой и светловолосой, однако не обладала, как теперь часто утверждают, красивыми голубыми глазами, которые отличали ее сына Отто; она часто расстраивалась по различным поводам, а затем становилась безучастна. Столь часто употребляемое сегодня слово «нервозный» я впервые услышала именно применительно к ней. Повсюду говорилось о том, что этой нервозностью она осложняет жизнь не только себе, но еще в большей степени мужу и детям» [6].
Отношения с родителями наложили отпечаток на всю дальнейшую биографию Бисмарка, идентифицировавшего себя именно с прусским юнкерством, с отцовской линией и отвергавшего все, что ассоциировалось с матерью. Последнее выразилось в сохранившейся у него до конца жизни нелюбви к упорному и кропотливому труду, к либеральным идеям и их носителям – в первую очередь профессиональным парламентариям. Весьма негативные эмоции испытывал он и к либеральничающим чиновникам, которые вызывали у него ассоциации с дедом по материнской линии, которого ему в детстве часто ставили в пример. Невысоко ценил Бисмарк и интеллектуалов-теоретиков, пытающихся с высоты своей учености судить о практических вопросах; слово «профессора» всегда носило в его устах уничижительный оттенок. Кроме того, весьма негативные эмоции вызывали у него семейные отношения, в которых женщина играла доминирующую роль. Травмы, полученные в детском возрасте, не затягивались долгие годы, и даже в весьма солидном возрасте Бисмарк отзывался о Вильгельмине с эмоциональной резкостью. В то же время нельзя отрицать то обстоятельство, что именно от матери он унаследовал живой и подвижный ум, способность быстро разбираться в сложных проблемах и принимать решения, изобретать оригинальные варианты.
Впрочем, мы забежали немного вперед. Пора вернуться к тому 1 апреля 1815 года, когда в родовом поместье на свет появился Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шенхаузен, ставший вторым сыном в семье. Старший брат, Бернгард, был на пять лет старше Отто; они довольно много общались друг с другом в молодые годы, однако близкими людьми не стали, и их биографии радикально различаются. Бернгард был ярко выраженным сыном своего отца, во многом повторившим его жизненный путь. Для Отто эта дорога была слишком узкой.
Год спустя после рождения второго ребенка семейство отправилось на восток страны, в Померанию, где находилось унаследованное от отца Вильгельмины поместье Книпхоф. Именно с Померанией, которая считалась сельской глубинкой прусского государства и находилась на границе с районами компактного проживания поляков, связано очень многое в последующей биографии Бисмарка. Эти места он воспринимал как райский уголок, место отдыха и уединения вдали от суматошной городской жизни. Во многом такое отношение объясняется как раз первыми детскими воспоминаниями, связанными с Книпхофом, царившей здесь сельской идиллией. Мальчик мог резвиться на свежем воздухе, гулять по лесам и лугам, свободно предаваться детским играм. Настоящим раем показалось это померанское поместье маленькому Отто, когда в семилетнем возрасте мать отправила его в Берлин, в интернат Пламанна. Одновременно по настоянию Вильгельмины поместья были сданы в аренду – устав от деревенской глуши, она страстно желала вернуться в Берлин, используя в качестве предлога необходимость следить за образованием сыновей.