Великий диктатор
Шрифт:
После долгих мытарств из-за начавшейся Крымской войны, он смог добраться до Аландских островов, где даже поучаствовал в сражении за крепость Бомарсунд, в числе местного финского и аландского ополчения. После сдачи крепости сумел с несколькими местными финнами, ночью, на небольшом рыбачьем баркасе, уйти в Або. Где буквально вечером того же дня дед встретил знакомца из Улеаборга, который и поведал ему печальную весть о смерти всей его семьи от чумы.
Оказалось, что чума выкосила не только его семью, но и весь клан Хухта. И он остался единственным представителем этого семейства.
…..
Познакомил меня дед и с нашими шведскими родственниками. В первую очередь с семьёй Нюбергов, родителями жены моего старшего братца. Ян Магнус Нюберг, её отец, служил начальником железнодорожной станции Улеаборг и жил в служебной квартире рядом с зданием вокзала. Он и его жена Лина имели восемь детей, и все они были девочками. Поэтому он и не возражал против брака одной из дочерей с наследником богатого крестьянского семейства. Когда я впервые услышал их фамилию, она показалась мне знакомой. И не зря. Карл Ричард Нюберг, изобретатель паяльной лампы и примуса, оказался их родственником. Причем, довольно близким, что позволило Ларсу Нюбергу, младшему брату Яна Магнуса, который имел в Улеаборге завод скобяных изделий, выпускать на нём и лампу, и печь, всего за половину положенного патентного роялти.
Другим шведским родственником был Нильс Викстрём. Мой тридцатилетний двоюродный брат и родной внук деда Кауко. От сына, которого родила та шведка, которой по неосторожности надул пузо мой героический дед. Уж не знаю что там приключилось и почему Нильс остался сиротой, об этом дед ещё не рассказывал. Но именно за его деньги, мой великовозрастный братец, окончил Финляндский кадетский корпус. В финскую гвардию не попал, но уже несколько лет поручик Нильс Викстрём командует второй ротой четвёртого Улеаборского финского стрелкового батальона.
И ему еще повезло оказаться в родном городе. По-тому что хоть батальон и называется Улеаборгским, но размазан тонким слоем от Ваасы на юге, до Кеми на севере. Выполняя сразу и обязанности пограничной охраны, и вооруженных сил, и даже жандармерии.
У него самого уже было, пара сыновей, четырёх и двух лет. И дед всегда, когда бывал в городе, заезжал проведать своих правнуков. Бабушка Ютта не только знала об их существовании, но и каждый раз передавала чего-нибудь вкусненького. Со старшим своим племянником я познакомился довольно близко. Четырехлетний Андреас углядел на моём поясе чехольчик с ножом и требовательно потянул к нему свои ручки.
– Дай.
– Не дам, - я сумел увернуться от ушлого родственника и с укором посмотрел на взрослых, которые с явным удовольствием следили за нашим знакомством и разборками.
– Хочу! Дай!
– пошёл на второй заход мой племянничек, и я, не успев увернуться, оказался им схвачен. А его загребущие лапки стали пытаться дотянуться до ножа.
– Отвали!
– я попытался вывернуться из его захвата, но он был не только чуточку крупнее меня, но и тяжелее. Пришлось свободной рукой ухватить
– Аааа!
– заверещал этот мелкий гадёныш и принялся своим кулачком мутузить меня по плечу.
– Перкеле!
– не сдержавшись, ругнулся я и, бросив его ухо, со всей своей детской силой заехал ему по носопырке.
Брызнула кровь и родственичек наконец отстал от моей тушки и, плюхнувшись на задницу, заголосил во всю мощь своих лёгких. К воплям братца тут же присоединился младший его братец Ларс, который до этого спокойно играл в кубики. С чего он решил присоединиться к старшему, мне было совершенно непонятно. Может, он так его поддерживал?
Прибежала руова Викстрём и молча утащила Андреаса, который успел размазать свою кровь вперемешку с соплями и слезами по всему лицу и части одежды. Как только старшего унесла его мать, младший прекратил верещать и, как ни в чём не бывало, продолжил складывать кубики.
– Ну, что, Вяйнямёйнен? Победил?
– почему-то недовольно спросил у меня дед Кауко.
– Ты только посмотри на его недовольную мордаху, - обратился он к поручику.
– Я его даже наказать не могу, ведь он на целый года младше твоего, а сумел отбиться. Ну, шельмец.
– Да нормально всё, деда. Дядя приструнил племянника. А чего вы ему нож доверили? Не боитесь, что покалечится?
– Пф, - фыркнул дед.
– Не, Матти не такой, он у нас вообще особый. С тонтту дружит, уже читать и даже немного писать умеет.
– О как! По-фински?
– зачем-то уточнил херра Викстрём.
– И по-фински, и по-русски, и даже немного по-шведски.
– Вот как?
– удивился его внук и обратился ко мне на шведском, - Матти, ты вправду говоришь на шведском?
– чем вывел меня из размышлений.
Когда дед меня назвал Вяйнямёйнен, я сначала удивился почему меня обозвали броненосцем, который ещё даже и не появился. А потом сообразил, что это не только пароход, а еще и финский былинный герой, первочеловек в местном эпосе.
– Да, говорю, - пропищал я на шведском, и удовлетворённый братец от меня отстал.
Моя трёпка, заданная Андреасу, очень скоро принесла плоды. При наших нечастых с дедом приездах к ним в гости, племянник теперь был как шёлковый, таскал мне какие-то свои игрушки, явно стараясь задобрить меня. А когда я сдуру научил его как из кубиков строить правильные и красивые сооружения, вообще таскался всюду за мной хвостиком. Его мелкий братец Ларс полностью косплеил старшего и уже изображал хвостик у него. И я даже не предполагал какие последствия повлечёт это односторонняя дружба.
Я долго потом размышлял над поведением взрослых, которые даже и не подумали вмешаться в наши детские разборки. И пришёл к выводу, что подобный подход в воспитании, который сейчас окружает меня со всех сторон, самый правильный и жизненный. Ребёнок учится сам принимать решения, драться или мимикрировать. А не как у нас, в моём времени — «а я маме скажу», «а я папе», «а у меня брат старший есть». Правда, в той же современной Финляндии моего времени за подобные действия, а тем более за телесные наказания, ребёнка из семьи забрали, а родителям неплохой срок впаяли бы.