Великий Дракон

Дивов Олег Игоревич

— Как хотите, — я сделала вид, что сдалась. — Тюрьма на Ситоне. Почти на границе с Эльдорадо.

— О, леди Берг! — Анна вскочила, прижата руки к груди. — Спасибо!

И живенько ускакала из гостиной.

— Да не за что, — пробормотала я, глядя вслед девушке, — обращайся еще…

* * *

Алистер через стол бросил мне письмо. Одно лишь письмо, без тонны упаковок, просто свернутый в конверт лист пластиковой бумаги.

— Читай.

— Значит, не обманул Тан, оригинальное?

— Оригинальней не бывает. Можешь даже ответить. Только не вскрывайся, пиши от имени Долорес. Переправим через того же Тана.

— Вот как? Алистер, ты к чему меня подталкиваешь?

— Делла,

во-первых, прямого запрета на личную переписку нет. Даже для разведчиков. Ты не вправе называть свое имя и разглашать задание. А во-вторых, это письмо странствует уже год. Да, год назад никто не видел смысла разрабатывать тему. Сейчас все изменилось. Мало того, продолжает меняться. И очень быстро. Посему — не вижу греха, если ты напишешь своему давнему доброжелателю из Эльдорадо.

Ну понятно. С тяжелым сердцем я развернула конверт и едва не засмеялась от облегчения. Писал не Энрике, а его мать.

«Здравствуй, Долорес. Много дней я не могла простить тебя. Мы ведь отнеслись к тебе не так, как ты заслуживала. Мы были добры с тобой. А ты змеей вползла в наш дом. Так я думала. И думала, какой же испорченной девчонкой надо быть, чтобы поступить с нами так, как поступила ты. Я ведь даже смирилась с тем, что Энрике женится на тебе. Я готовилась искать для тебя учителей, компаньонку, которая советовала бы тебе, как себя вести. И я каждый день ходила в церковь, умоляя Пресвятую Деву, чтобы Она даровала мне силы принять тебя и полюбить. Я жертвовала собой ради сына, ради того, чтобы он не страдал. Я мать, Долорес, и нет для меня боли горше, чем боль моего ребенка.

Энрике страдал целых полгода. Тогда генерал Вальдес все-таки сказал ему, что ты жива. Но сказал и то, кем ты была. Энрике переменился. Мне показалось, он выбросил тебя из головы, узнав, что ты грязная шпионка. Скоро он представил нам свою невесту. Она очень красива. Ее зовут Мария, она идеальная жена — умная, скромная, знает свое место, и очень набожная. Она родила первенца через десять месяцев после свадьбы, а еще через год — второго сына. Такой женой можно только гордиться. Жаль, что Энрике не ценит ее. А всему виной ты.

Генерал Вальдес умер. Во сне. Мария ждала ребенка, и я думала, что опять будет сын. Тогда мы назвали бы его в честь генерала Вальдеса. Но родилась девочка. Энрике назвал ее Долорес. Я спросила его — зачем ты это сделал? Зачем ты оскорбил свою жену? А он ответил мне: затем, что если бы не Долорес, не было бы ни этой девочки, ни ее братьев. И я прозрела.

Долорес, ты спасла моего сына. Генерал Вальдес отплатил тебе, позволив бежать. Но есть и другой долг. Мой долг. Я помню, ты мечтала выйти замуж за владельца молокозавода. Не знаю, о чем ты мечтаешь сейчас. Но я буду денно и нощно молиться Пресвятой Деве, чтобы Она вложила в твою голову немного ума. Чтобы ты бросила свою грязную работу, вышла бы замуж за порядочного человека. Чтобы ты взяла на руки своего малыша, своего первенца — и поняла, что это и есть счастье.

Я желаю тебе счастья, Долорес. Да хранит тебя Пресвятая Дева».

Я медленно сложила письмо и отошла к окну.

— Я слыхала, у Вальдеса дела идут отнюдь не радужно?

— Ну, кое-какую помощь мы ему окажем.

— А если Арриньо надоест игра в плохого министра при хорошем президенте и он устроит очередной переворот, то вырежут всю семью Вальдеса.

— Не обязательно. У Вальдеса жена дружит с дочерью Арриньо.

— Но мать убьют железно.

— Скорей всего. Потому что вдова только прикидывается недотепой, а на самом деле поди пойми, кто там в семье рулил, старший Вальдес или она. Ее оставь в покое, а с нее станется устроить какой-нибудь заговор генеральш. И тогда она Арриньо первым делом пристукнет. Для Арриньо это точно не секрет, он мамашу слишком давно

знает.

— Придется ответить старушке, — я вздохнула.

— Это будет гуманно.

— Надеюсь, ты придумаешь, как донести до нее, что переписываться проще без посредничества китайцев.

— Само собой.

Я быстро набросала несколько вежливых, в целом ни к чему не обязывающих строк. Поблагодарила за то, что сеньора помнит обо мне, написала, что всегда восхищалась ею самой, пожелала счастья ее семье. Подумала несколько секунд — и добавила, что ее молитвы были услышаны, я недавно сделалась матерью замечательного мальчишки. Сына назвала Аугусто. Усмехнулась: вполне достаточно, чтобы любопытная и подозрительная сеньора Вальдес захотела снова взяться за стило.

Показала письмо Алистеру. Он прочел, удивился:

— А имя твоего сына — оно имеет значение?

— Отца сеньоры звали Аугусто. Правда, там это одно из самых распространенных имен для элиты, но… В общем, если не знать, как зовут крестного папу Огги — можно подумать всякое.

— Отлично, — одобрил Алистер. — Ей делать не фига, вот и пусть себе думает… всякое.

Не успела я попрощаться с Алистером, как дверь кабинета аккуратно открылась и вошел Август. Абсолютно непроницаемый сонный взгляд, ничего не выражающее лицо. Образец британской невозмутимости. Алистер совершенно привычным и естественным движением бросил какие-то бумаги поверх письма сеньоры Вальдес и моего ответа ей.

— Алистер… впрочем, я вижу, ты занят.

— Не слишком, — парировал тот. — Пару минут для тебя найду.

— У меня долгий разговор. Но подождет до вечера.

— Вечер у меня весь расписан, извини.

— Тогда до утра. — Август повернулся ко мне. — Делла, ты мне нужна.

И вышел. Я переглянулась с Алистером. Он давил ухмылку.

— Спорим, ему донесли про письмо из Эльдорадо? — одними губами спросил он.

— Все еще хуже, — точно так же беззвучно ответила я. — Я все-таки лечу в Шанхай.

Алистер прижал кулак к губам, скрывая смешок.

— Давай. Если что, зови меня, поколотим его вместе.

— Думаешь, я не справлюсь?

— Нет, просто мне тоже хочется.

Август ждал в коридоре на порядочном удалении. Читал что-то с руки, с таким видом, словно не замечает меня. Однако когда я поравнялась с ним, тут же убрал наладонник и сказал:

— Поговорим в моем кабинете. Там достаточно удобно.

До самого его кабинета мы шли молча. Да-да. Спустились по лестнице, вышли в сад, пересекли его, снова поднялись — и все без единого междометия. Август открыл дверь, пропустил меня, зашел и запер замок.

— Делла, кажется, я говорил, что не хочу брать тебя в Шанхай.

Я выбрала стул, удобно уселась.

— Ты сказал, что вместо меня берешь Анну. Это не одно и то же.

Впрочем, да, говорил, вспомнила я. Но лучше сделать вид, что я забыла.

— В данном случае — одно. Что за интриги ты плетешь?

— То есть?

— Делла, не притворяйся. Ты добилась приглашения из Шанхая.

— И что с того?

Август положил ладони на стол.

— Хорошо. Давай поговорим начистоту. Я не хочу видеть тебя на моей яхте, я не хочу видеть тебя в Шанхае, и я не хочу, чтобы ты задавала вопросы. В конце концов, я не обязан отчитываться перед тобой в своих желаниях и нежеланиях.

— Я тоже.

— Не сомневался, что ты ответишь именно так. Делла, можешь объяснить, зачем ты изводишь Анну?

— Почему я должна объяснять что-либо человеку, который не хочет ничего объяснять мне?

— Прекрасно. Хорошо. Тогда объясню. Тебе понадобилось менее двух суток, чтобы довести несчастную девушку до нервного срыва. Так довести, что ей потребовался врач.

Ну да, ну да. Ей не врач потребовался, а свободный от Августа вечер. Ей же надо уладить все делишки с чипом, который носит Мэдлин.