Великий и Ужасный – 4
Шрифт:
– Иди в жопу, – сказал я. – Я срал на твои закидоны. Это мой батончик.
Понятно ведь было, что пожрать мне не удастся, и ща буит мясо, так что на рагу из гнилых овощей и тефтели из жил можно было не рассчитывать. И в связи с этим я просто не имел никакого морального права расставаться с шоколадкой: единственным перекусом!
– В жопу? Ты так-то щас сам жопой станешь! – заорал тролль и, уже не стесняясь, кинулся на меня, оскалившись и воздев над головой свои синие мохнатые руки-крюки.
А я навстречу двинул ему по
– Вот так как-то… – сплюнул на пол я, вытер руки об его комбез и огляделся.
Похоже, окружающие, с одной стороны, были впечатлены, а с другой – думали, что мне кабздец. По крайней мере, даже ледащий сукин сын из моей камеры куда-то слился вместе с подносом и своей пайкой. Ну, и остальные с нашего этажа – тоже. Оно и понятно: ко мне двигалась четверка троллей – два лесных и два горных. Гораздо быстрее, чем охранники, которые не спеша задвигали забрала шлемов и ме-е-едленно доставали шоковые дубинки из поясных креплений.
Тяжко ступая, прямо как стадо молодых слонят, мерной трусцой тролли приближались ко мне. Вся столовая следила за этой миграцией живой бронетанковой колонны. Шаг, другой, третий…
– Падажжите! – заорал я, разорвал цепи наручников и кандалов и лупанул сальтуху через стойку раздачи, прямо на головы удивленным зекам, которые выполняли роли кухонных рабочих и поваров.
– А-а-а-а-а-а!!! – Они прыснули в стороны, а я ухватил огромный чан с исходящим паром компотом и крякнул – тяжело!
– Лок-тар огар! – С боевым ордынским кличем, примерившись, я плеснул обжигающее варево навстречу наступающему противнику…
Конечно, развернуться во всю мощь и начать полномасштабную войну с применением кухонной утвари мне не дали. Клацанье помповых ружей возвестило, что лучшим вариантом сражения будет окопная тактика, так что я нырнул за стойку и пригнулся. Похоже, убивать заключенных здесь можно только втихую, на публичные инциденты охрана была готова реагировать жестко, пусть и не сразу.
Но и пахнущим не то сухофруктами, не то ошпаренной скотиной троллям добраться до меня тоже не позволили – настреляли им резиновыми пулями по ногам, пока олог-хай пытались своими синими тушами перебраться через стойку. Охранники навалились на них всей толпой – и уволокли куда-то. А потом – нагнали еще человек двадцать охраны, вступили со мной в переговоры и предложили добровольно сдаться.
– Мы будем вынуждены применить силу, если вы не выйдете
– А что ж вы ее не применили, когда меня ночью четыре каннибала сожрать пытались? – не смог удержаться я. – Как-то не очень решительно вы действовали!
– Разговорчики! Руки за голову и выходите! – Послышалось клацанье затворов помповых ружей.
– Дайте мне две минуты! – Я лихорадочно оглядывался. – Я щас выйду!
И вдруг – передо мной предстало мимолетное виденье, не ангел чистой красоты, но тоже – кое-что стоящее! Тут была целая металлическая бадья с тефтелями! Фигня, а не тефтели, одни жилы и сало, но жрать хотелось страшно. Одними шоколадками сыт не будешь! Знаете сколько тефтелей может проглотить один капитально голодный урук, если в его распоряжении есть две минуты? Правильно – бадью!
– На выход, Хероплетов! – Голос раздался совсем близко. – Или мы закинем на кухню гранаты со слезоточивым газом. Пятый этаж не обрадуется, если вместо завтрака получит конъюнктивит и воспаление слезных желез!
Он еще и слово «конъюнктивит» знает! Определенно – прапорщик, не какой-то сержантишка. Интеллектуал!
– Обрыдаемся вместе! – Я запихнул еще четыре тефтели за щеки и выглянул наружу, стараясь прожевать и проглотить как можно быстрее. – Ну, фяжыте меняф!
– Он жрет! Какой дурдом… – закатил глаза старшой вроде-как-прапорщик. – Ты совсем больной, да? Руки сюда… А! Наручники, значит, порвал… И что с тобой делать?
– Ничего, – пожал плечами я. – Я с милицией не воюю. И с мирными гражданами – тоже. И хрен об занавески не вытираю, и при дамах не матерюсь. Я культурный. Сам пойду.
– Гос-с-спади… В камеру его! Кухонные – навести порядок! Остальные заключенные – продолжить прием пищи!
Порядочки у них тут, конечно, аховые. Но взгляды, которые я на себе ловил, перешагивая через поверженного лесного тролля, казались уже довольно осмысленными и местами – уважительными.
Один эльф, волосы которого были выкрашены черно-белыми прядями, одобрительно оскалился и показал мне оттопыренный большой палец. И продолжил есть – ложкой! У него была ложка – в отличие от зачмыренных соплеменников, и сидел он отдельно от остальных – в одиночестве за охренительно длинным столом. Какой, однако, интересный тип!
Раздумывать было некогда – «коробочка» из охраны вела меня прочь. Уже в коридоре у старшого что-то зашипело в рации и на тарабарском радиолюбительском языке что-то там ему скомандовали.
– В допросную! – изменил решение он. – Храпов приехал.
Грохотали подошвы тяжелых ботинок по бетонным плитам, посверкивали красными лампочками допотопные камеры, местами – капала с потолка сырость… Тоска! Лифт – и тот был как из фильмов ужасов: открытого типа, местами ржавый, лязгающий и скрипучий.