Великий канцлер

Булгаков Михаил Афанасьевич

– Я грязный, я его запачкаю, – сказал Левий, глядя в землю.

– Ну хорошо, – молвил Пилат и, помолчав, добавил: – Сейчас тебе дадут поесть.

– Я не хочу есть, – ответил Левий.

– Зачем же лгать? – спросил Пилат тихо. – Ты ведь не ел целый день, а может быть, и больше. Ну, хорошо. Не ешь. Я призвал тебя, чтобы ты показал мне нож, который был у тебя.

– Солдаты взяли его, когда вводили сюда, – ответил Левий и обнаружил беспокойство. – Мне его надо вернуть хозяину, я его украл.

– Зачем?

– Нужно

было верёвки перерезать, – ответил Левий.

– Марк! – позвал прокуратор, и кентурион вступил под колонны.

– Нож его покажите мне.

Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлебный нож и, подав его прокуратору, ушёл.

– Его вернуть надо, – неприязненно повторил Левий, не глядя на прокуратора.

– Где взял его?

– В хлебной лавке у ворот. Жену хозяина Лией зовут.

Пилат утвердительно кивнул головой и сказал, накладывая руку на лезвие ножа:

– Относительно этого будь спокоен. Нож будет в лавке тотчас же. Теперь второе: покажи хартию, которую ты носишь с собою и в которой записаны слова Иешуа.

Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоброй улыбкой, что лицо его обезобразилось.

– Всё хотите отнять? И последнее? – спросил он.

– Я не сказал тебе – отдай, – сказал Пилат, – я сказал – покажи.

Левий порылся за пазухой и вытащил свиток пергамента.

Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать чернильные знаки.

Это продолжалось довольно долго.

Пилат, с трудом разбираясь в корявых знаках, иногда склонялся к пергаменту, морщась, читал написанное рукою бывшего сборщика податей.

Он быстро понял, что записанное представляет несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и обрывки стихов.

Пилат обратился к концу записанного, увидел и разобрал слова:

«Смерти нет…» – поморщился, пошёл в самый конец и прочитал слова:

«…чистую реку воды жизни…», несколько далее… «кристалл». {252}

Это было последним словом. Пилат свернул пергамент, протянул его Левию со словом:

– Возьми. – Потом, помолчав, заговорил: – Ты книжный человек, и незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одежде без пристанища. У меня в Кесарии есть библиотека. Я могу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и хранить папирусы, будешь сыт и одет.

Левий встал и сказал:

– Нет, я не хочу.

Пилат спросил:

– Почему? – И сам ответил: – Я тебе неприятен, и ты меня боишься.

Опять улыбка исказила лицо Левия, и он сказал:

– Нет, потому что ты будешь меня бояться. {253}

Пилат побледнел, но сдержал себя и сказал:

– Возьми денег.

Левий отрицательно покачал головой. Тогда прокуратор заговорил так:

– Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я

тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил. Ибо если бы это было не так, ты обязательно взял бы у меня что-нибудь, – лицо Пилата задёргалось, он поднял значительно палец вверх, – непременно взял бы. Ты жесток.

Левий вспыхнувшими глазами посмотрел на Пилата, а тот на коптящие огни.

– Чего-нибудь возьми, – монотонно сказал Пилат, – перед тем как уйти.

Левий молчал.

– Куда пойдёшь? – спросил Пилат.

Левий оживился, подошёл к столу и, наклонившись к уху Пилата, испытывая наслаждение, прошептал:

– Ты, игемон, знай, что я зарежу человека… Хватай меня сейчас… Казни… Зарежу.

– Меня? – спросил Пилат, глядя на язычок огня. Левий подумал и ответил тихо:

– Иуду из Кериафа.

Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, и он, усмехнувшись, ответил:

– Не трудись. Иуду этой ночью зарезали уже. Не беспокой себя.

Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул:

– Кто это сделал?

– Не будь ревнив, – скалясь ответил Пилат и потёр руки, – ты один, один ученик у него! {254} Не беспокой себя.

– Кто это сделал? – шёпотом спросил клинобородый Левий, наклоняясь к столу.

Пилат приблизил губы к грязному уху Левия и шепнул:

– Я…

Левий открыл рот, дико поглядел на прокуратора, а тот сказал тихо:

– Возьми чего-нибудь.

Левий подумал, смягчился и попросил:

– Дай кусочек чистого пергамента.

Прошёл час. Левия не было во дворце. Дворец молчал, и тишину ночи, идущей к утру, нарушал только тихий хруст шагов часовых в саду. Луна становилась белой, с края неба с другой стороны было видно беловатое пятнышко утренней звезды.

Светильники погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щёку, он спал, дышал беззвучно. В ногах лежал Банга, спал.

Стрельба в квартире

Когда Маргарита прочитала последние слова романа «…пятый прокуратор Иудеи…» и «…конец…», наступало утро. Слышно было, как во дворе на ветвях ветлы и двух лип вели беспокойный, быстрый разговор неунывающие никогда воробьи.

Маргарита поднялась, потянулась и теперь только ощутила, как изломано её тело, как хочет она спать. Интересно отметить, что душевное хозяйство Маргариты находилось в полном порядке. Мысли её не были в разброде, её совершенно не потрясало то, что она провела ночь сверхъестественно, что видела бал у сатаны, что чудом вернулся мастер к ней, что возник из пепла роман её любовника, что был изгнан поганец и ябедник Алоизий Могарыч и мастер получил возможность вернуться в свой подвал. Словом, знакомство с Воландом не нанесло ей никакого психического ущерба. Всё было так, как будто так и должно быть.