Великий князь Русский
Шрифт:
Заодно в этих подготовительных днях черные люди, посадские, клирики, бояре и дети боярские малость попривыкли, что придется в одной палате сидеть. Новгородцам-то не впервой, у них и посадские, и рассеянные ныне по стране «золотые пояса» к такому сызмальства привычны, а вот остальным это в новинку и против шерсти. Ничего, бог даст, будут и мужики-своеземцы заседать, на страх князьям.
Как и любое официальное мероприятие, Земской собор открылся общим молебном. Выборные из далеких уездов порой глазели на недавние росписи или вздрагивали,
В первый день собора выяснилось, что понятия «регламент» тут не существует, а уповать на здравый смысл участников нельзя — высказаться хотели все, натуральный Съезд народных депутатов. Пришлось немедля призывать в помощь Андрею Ярлыку еще дьяков, писцов и подьячих, зарядив Верешу на составление списка ораторов. То есть с обеда вывешивали вопросы, которые будем обсуждать завтра, чтобы каждый мог застолбить свое выступление.
Вторым серьезным нововведением стали песочные часы — желающих много, так что кратенько, на десять минут, не более, за исключением главных докладчиков. Но все равно, приходилось многих обрывать — токовали, как тетерева, ничего вокруг не видя.
Еще выяснилось, что по каждому вопросу готов выступать отче Варсонофий, сухонький и кривоносый монашек с Белозера. Правда, все его выступления были довольно кратки и сводились к одному пункту — надо срочно печатать «Толковую палею», своего рода богослужебный справочник для мирян, с приложением полемики противу латинян, а не то худо будет.
Первый раз, когда обсуждали укрепление Берега, его послушали с недоумением, второй с неудовольствием, на третий начали шикать, но потом попривыкли.
— Племя презлое и прелукавое, и что нынче мы с ними в мире, завтра бранью обернутся может! — докладывал Гвоздь-Патрикеев о политических перспективах на юге. — Царь Герай ныне остатки Кичи-Махметовых татар собирает и силу свою множит.
— Крепости ставить! — выкрикнул с места довольно молодой сын боярский.
Его немедленно заткнули, но парня я на примету взял.
— Многие потребны, — согласился Гвоздь, — на Проне, Упе, Шаче, у Рясского поля на волоке, в Епифанском лугу, и другие городки. Каширу в камень одевать, Саранский острожек крепить, на все то немалые деньги надобны.
Собрание призадумалось.
— Земля там добрая, хлебца много родит, — рассудительно заметил кто-то из береговых. — Многих испоместить можно.
По залу прошла волна, даже представители северных уездов, кого проблема набегов волновала меньше, прикинули, что есть шанс сбросить «лишних» детей боярских на юг. А я сделал себе еще пометочку — организовать «выкрики с мест».
— Для строения крепостей и засечной черты взимать особый налог на пять лет, десятое ото всего! — припечатал Патрикеев.
Вот тут гул поднялся до небес — это же как Батыевы баскаки собирали! Лаялись, хватали друг друга за грудки, еле-еле назначенные приставы (слава богу, вовремя вспомнил перебранки и драки
Два дня спорили, утомились, отче Варсонофий с «Палеей» трижды вылезал — чуть по сопатке не выхватил, а она и без этого кривая. Но после рассуждений и работы в кулуарах договорились — десятое! Но только на три года. В принципе, я так и рассчитывал — проси вдвое, дадут половину. Трех лет экстренного налога нам должно хватить, а пять могут всю экономику порушить.
А этого никак нельзя, надо в боях капитализм строить, пусть он станет нам лучшим памятником. Для чего дальше у нас блок стратегических вопросов — превращение Великого княжества в сословно-представительную монархию. Почему не в республику сразу? Да как с электричеством: не готовы и не поймут. К тому же, как показывает практика, все феодальные республики за сто-двести лет скатываются в голимую олигархию, как у нас в Новгороде. Я по Европе напутешествовался, гидов наслушался, везде власть прибирали аристократы. Генуя, Дубровник, Венеция — все одно и то же, а во Флоренции «республика» вообще стала личной вотчиной Медичи.
А коли это происходило раз за разом, то налицо объективный процесс и его предотвратить нельзя. А если нельзя предотвратить, надо возглавить!
Судебник приняли, что называется, «в первом чтении». Ну так неудивительно — он много где внедрен, и успешно используется. Ну, пара поправок не в счет. Устюжскую уставную грамоту государевым городам тоже утвердили без вопросов. Номоканон, Кормчую книгу — из мирян вообще никто не пискнул, а клирики малость пошумели, но склонились перед волей митрополита. Только отче Варсонофий…
Свара началась с Уездной уставной грамотой. Те края, где она действует — за нее, бывшие новгородские пятины — тоже (что неудивительно, я в сильной степени опирался именно на новгородские порядки), а вот делегаты из бывших литовских земель возбухнули.
С одной стороны, принцип «в уезде избраны самими жителями старосты и целовальники, головы и доводчики, чтобы уезды могли управляться сами собой» это приятно и завлекательно, особенно вариант «без государевых наместников и волостелей». Но вот принцип разделения властей (раньше-то все в руках наместника было) и, тем более, выборы из числа «подлого сословия» вызвал большие волнения. Правда, на этом фоне легко проскочило, что вся судебная система остается в руках великого князя…
Ну да ничего, технологию работы в кулуарах я наверняка знаю лучше всех в этом времени. Перерывы у нас долгие (кому в церковь сходить, об успехе помолиться, кому, как отче Варсонофию, свою идею другим в уши влить, кому своими успехами похвалиться), тут мы и натравим специально обученных людей.
— Так он прямо заявил, дескать, город государев, а он сам по себе! — рассказывал невысокий смолянин в кафтанце коричневого сукна, поводя мощными плечами.
— А город что? — выспрашивали собравшиеся вокруг слушатели.