Великий князь
Шрифт:
Мальчику не было и четырёх лет, когда обнаружилось, что он на храмовых службах не только внимательно слушает молитвы, но знает их все наизусть, даже самые сложные, даже те, кои церковные служители читают по книге. Олег Святославич, поражённый удивительным даром сына, открыл как-то перед ним Евангелие и, указав перстом, велел:
– Чти, сыне!
И мальчик, по-детски припав к книге грудью, без запинки прочёл всю страницу.
– А это? – Олег Святославич только что получил от писцов перебелённую «Ярославову правду».
Игорь с интересом сам раскрыл книгу и, опять же без запинки,
С тех пор и желанен Игорь каждому книгознатцу в Курске, а потом, по смерти отца, и в Чернигове.
Жили за спиною дяди в тесном тереме всей семьёю, с матерью трое сыновей – Всеволод, Игорь и младший, Святослав. Глеба – погодка Игорева, ещё при жизни отца взяла его сестра, тихая бездетная Предислава. Глеб принял её, как родную мать, а она его – как любимого сына. Души в нём не чаяла. Ни сам Олег Святославич, ни его княгиня не решились разъять эту Богом данную связь.
Дядя Давыд, много старше брата Олега летами, по натуре был человеком весьма послушным, даже угодливым. Старался никому не перечить, а уж перед Киевом выю7 всегда держал поклонно, беспрекословно выполняя великокняжескую волю. Но в семье своей – голова, рачительный, даже скуповатый, лишку не давал и родному семени, поэтому родову брата держал в чёрном теле.
Жили Ольговичи с матерью, мало что нуждаясь, получая от князя Давыда более чем скромные кормовые…
2.
Старик пел:
Свычая и обычая были вечи Трояни,
Минула лета Ярославля,
Были скитания Ольговы,
Ольга Святославича.
Будто Олег мечом крамолу коваше
И стрелы по земли сеяше.
Ступает ли во злат стремень
Во граде Тьмуторокани,
Звон тот слышит
Хитрый великий Ярославов
Сын Всеволод,
А Володимир от так и уши
Закладаше на утро
Во Чернигове…
Слушатели зашевелились розно, смешок возник и покатился, ширясь, а кто-то и гыкнул всласть.
Всё понимали люди, сгрудясь вокруг певца, веря ему и поощряя в слове.
Игорь утаённо снял набежавшую слезу, думая своё, но и не теряя песенного лада, каждое слово ловя сердцем.
Сколько лет минуло с тех тяжких скитаний отца, сколько, не считано, враждовали меж собою князья, губя жизнь человеков, сжигая и превращая в прах их домы и нивы, но помнится, хранится в слове правда о времени том.
Не приняли люди землепашенные, мастеровые, плоть от плоти и соль от соли земли подложного навета и, вопреки всей неправде слова властвующих, холят и хранят своё тайное, но правдивое слово.
На что дядя Давыд смотрок, умеет могучую выю свою покаянно склонить и
– Да не было того! Лесть одна, и только…
Успокаивал Игоря, зарёванного, с разбитым носом, вконец задразненного княжьей малышнёй.
– Врут они всё… Тятька твой лепший8 из князей был.
– Почему врут? – спрашивал. Но дядя уже и волок его прочь, заметно негодуя на себя за сказанное.
Так бывало редко, и было-то всего разок-другой, но запомнилось безответное на всю жизнь…
Старик пел:
Бориса же Вячеславича слава та
на суд приведе.
И на кан9 ину, зелену, паполому10 постла
За обиду Ольгову – храброго
и младого князя.
И вопреки княжеским наветам, вопреки переписанным угодливым книжником летописям, вопреки поучениям и наущениям, как знать и как помнить про то да про это, Русь пела и несла правду о свершившемся зле, кое пытаются доныне выдать за благо, сочувствуя всем сердцем не победителю и устроителю бывшей и текущей ныне жизни, но побеждённому, понапрасну ославленному, остающемуся в её сердце, в её правде – храброму и молодому князю Олегу. Его отцу.
Игорь уже не смахивал слёз, и они текли по щекам. Пусть текут. Коли плачут глаза – живо сердце, и душа жива, принимая в себя не только боль тела, но и боль всего сущего мира, откликаясь желанием кресать11 правду во имя Божье.
И ещё верилось Игорю, что былину эту не забудут многие неподкупные бояны родимой земли и кто-то из них когда-нибудь, может быть и нескоро, воссоединит с другими в одной общей правде о Руси.
Не лишенный дара слова изустного, как и письменного, Игорь и сам в душе своей складывал нечто подобное.
Старик пел. И люди слушали его и верили ему. Без веры Руси не бывает.
А певец уже сказывал о двух князьях Гориславличах, которые враждою лютой рассекли Русь. При которых гибла жизнь народа русского – внуков Даждьбожьих. Гориславличи эти: один – родной прадед Игоря – Ярослав, другой – двоюродный – Мстислав. При них опустошилась русская земля, и долгие годы вместо окрика землепашца на полях орало и жирело вороньё, деля меж собою трупы.
О том знал Игорь из книг.
Знал, что два сына одной матери, жены прапрадеда Владимира – Гориславы, той, что была до замужества Рогнедой, довели Русь до погибели, а умирившись в конце концов, разъяли великое тело, поделив меж собою. И всю остальную долгую жизнь помнил о том великом грехе Ярослав, стараясь замолить его не только покаянным словом, но и трудом тяжким, подымая Русь из праха, блюдя и умножая Христову веру, строя города и храмы, создавая русскую правду, заставляя себя и обязывая других забыть прошлое.