Великий мертвый
Шрифт:
А уж потом, прочитав оба письма, взялся за дело и Кортес.
«Сеньор Панфило де Нарваэс! Рад приветствовать тебя на земле Новой Кастилии. Здешние земли столь обширны, а богатств так много, что — видит Сеньор Наш Бог — мне отчаянно не хватает рук, чтобы взять это все по-настоящему крепко. Уверен: такие надежные, отважные рыцари, как ты и твои капитаны, найдут здесь и добычу, и славу. И того, и другого здесь хватает на всех. Еще раз приветствую тебя и надеюсь на скорую встречу».
А
— Напоминая о нашем родстве, — через двух переводчиков надиктовал он, — прошу и требую вашего участия в боях с прибывшими с людоедских островов самозванцами. Добычи вам от этого не будет, но слава возрастет безмерно.
Тем же вечером, после обильного торжественного застолья, Кортес проводил парламентеров и немедленно, в ужасной спешке отправил долю гарнизона Вера Крус на сохранение в Тлашкалу. Затем около двух часов размышлял и все-таки направил всех своих мешикских жен — главную гарантию его личной власти — в город Тлакопан, под защиту пусть и второстепенного, но зато поставленного лично им крещеного вождя. Он уже чувствовал — всей своей кожей, — сколь ненадежна столица.
А спустя еще час Кортес оставил во дворце восемьдесят человек и Альварадо за старшего, а сам, с пушками, конницей и арбалетчиками, короткой горной дорогой двинулся навстречу Нарваэсу.
Мельчорехо, бывший толмач Кортеса, сбежавший от крестивших его кастилан, появился у главного столичного храма Уицилопочтли и Тлалока, едва Кортес покинул город.
— Я хочу стать Человеком-Уицилопочтли, — на все еще плохом мешикском языке произнес он, когда на него, наконец-то, обратили внимание.
— А ты откуда? — не поняли, что это за акцент, жрецы.
— С севера, — махнул рукой Мельчорехо. — Очень далеко отсюда.
Жрецы насмешливо переглянулись.
— Как ты можешь стать нашим Уицилопочтли, если ты чужак?
Мельчорехо развел руками.
— Я все сделал, как надо. Я ходил по городам и селам. Я говорил только правду. Я постился. Я даже не знал женщин.
— Сколько дней? — заинтересовались жрецы; человека-Уицилопочтли у них не было давно.
— Уже больше года. Тринадцать месяцев.
Жрецы переглянулись. Срок полного поста был назван исключительно благоприятный. А день Тошкатль — праздник весны и возрождения должен был наступить вот-вот.
— Ты говоришь правду? Ты действительно год постился и не знал женщин?
— Я говорю чистую правду.
Жрецы отошли в сторону, перекинулись десятком слов, а потом от них отделился самый старый.
— Извини, сынок, но ты — чужак. Нашим Человеком-Уилопочтли может быть только человек мешикской крови. Ты же сам это знаешь…
Мельчорехо
— Вы не понимаете. С того дня, как Иисус взошел на крест, ни эллина, ни иудея больше нет.
Жрец замешкался. Он не до конца понимал, что ему говорят.
— Отныне нет ни тотонака, ни мешиканца, — улыбнувшись еще горше, пояснил Мельчорехо. — Мы умрем вместе. И какая разница, что мы разной крови?
Жрец посуровел.
— Все, сынок. Иди. Мы вынесли решение.
— Глупцы, — всхлипнул Мельчорехо и вдруг сорвался на крик. — Уже год, как Уицилопочтли посылает вам знаки! Или вы не видели Громовых Тапиров?!
Жрецы смутились, а возле бесноватого чужака сразу начала собираться толпа.
— А может быть, вы не заметили Тепуско?! — хрипло кричал Мельчорехо. — Тепуско, кидающих круглые камни на десять полетов стрелы?!
Жрецы уже начали сердиться. А толпа все собиралась.
— Или вам так и не удалось увидеть ни одного бледного лицом посланца из преисподней?! — надрываясь, рыдал Мельчорехо.
Люди начали переглядываться. В чем-то чужак определенно был прав.
— Все знаки, что ваш Иерусалим падет!
Главный жрец растерялся; он не знал, что такое Иерусалим. Однако быстро взял себя в руки, посуровел и легонько толкнул бесноватого в грудь.
— Не пугай людей попусту. Иди к себе домой и стань там, кем хочешь, даже Человеком-Уицилопочтли. А здесь ты — чужак.
— Мы все умрем вместе, — всхлипывая, пробормотал Мельчорехо. — Поймите это. И не будет никакой разницы между тобой и мной.
Толпа взволнованно загомонила.
— Все! — махнул жезлом в виде змеи жрец. — Расходитесь. Видите же, что человек не в себе! Все-все… разойдитесь…
А люди все стояли и стояли.
Братья и племянники Мотекусомы собрались на совет в считанные минуты после выхода отряда Кортеса из дворца.
— Надо штурмовать дворец! — горячо предложил племянник Мотекусомы — Куит-Лауак. — Отобрать высокородную Малиналли, а кастилан убить!
— Дворец нам не взять, — возразил один из братьев Мотекусомы. — Они закрылись изнутри, да и воинских сил там осталось много.
Молодежь заволновалась.
— А зачем нам дворец?! — вскричал юный Куа-Утемок. — Давайте нападем на самого Кортеса!
— А смысл? — уже с раздражением отозвались пожилые родственники. — Мотекусома прямо написал: не вмешиваться! Пусть кастилане сами перебьют друг друга.
Молодежь закипела.
— Кастилане могут и замириться! Это же одна стая! А Мотекусома — трус!
Теперь уже вскипели старцы.
— Мотекусома — Тлатоани! Придержи язык, щенок! Тебе до него, как до неба!