Великий мертвый
Шрифт:
— Сантьяго Матаиндес!
И Куитлауак понял, что живыми отсюда не выпустят никого.
С той самой минуты, как они вошли на стадион, — да что там! — с той самой минуты, как они вошли в этот проклятый город, Альварадо знал, что добром это не кончится. Но действовать вынужден был методично и планомерно.
— Вождей! Вождей добейте! — орал он, прыгая по скользким, залитым кровью ступеням трибун.
И уже прикидывал, какой дорогой им всем придется уходить из города —
— Не выпускать! — кинулся он к Воротам Ягуаров, видя, что защита слабовата.
А сам уже рычал от досады, вспоминая, как немного на самом деле во дворце запасов пороха и ядер.
— Во имя Сеньоры Нашей Марии! — подбадривал он очумевших от столь стремительной рубки солдат.
И через минуту уже взбегал по ступеням высоченного храма Уицилопочтли. Рубанул одного за другим двух набросившихся жрецов, с усилием повалил хлебного гиганта на пол и принялся отдирать липкие, тошнотворно пахнущие сдобой и медом золотые пластины.
— Чертов Кортес! — беспрерывно бормотал он. — Разве это — доля?! Вот у Веласкеса — доля! А у меня?! Смех!
И тогда он услышал этот вой. Он был так жуток, что поначалу выскочивший на площадку пирамиды Альварадо даже не понял, откуда исходит наибольшая угроза, а потом увидел стекающиеся к стадиону факельные огни и взревел.
— Назад! — метнулся он по ступенькам вниз, чувствуя, как прыгает в нашитых на камзол карманах слипшееся золото. — Всем отступать! Отступать, а не бежать! Вместе! Вместе, я сказал!..
Одержав победу, Кортес первым делом послал Франсиско де Луго на побережье — с приказом снять с армады Нарваэса и вынести на сушу рули, компасы и все остальное, дающее возможность выйти в море без его, Кортеса, приказа. И снова помогло золото, — штурманы подчинились без малейшей попытки к бунту. Затем он торжественно похоронил десятерых убитых с обеих сторон. И только затем разрешил брату Бартоломе отслужить мессу в честь давно уже наступившего дня Пасхи Духа Святого.
А вечером был парад. Музыканты из корпуса Нарваэса играли туш и орали «Слава нашим римлянам!», а когда прибыли две тысячи союзных Кортесу индейцев из Чинантлы, бывшие подчиненные Нарваэсу капитаны и солдаты по несколько раз и с огромным облегчением перекрестились.
Индейцы шли под густой барабанный бой своим особенным маршем — несколько шагов вперед, один назад, и не нарушали единства строя ничем. Одновременно вскидывали копья, одновременно ухали, поражая невидимого врага, и одновременно отступали. А, едва поравнявшись с членами командного состава кастильцев, разом повернули оружие в сторону невольно подавшихся назад капитанов.
— Да здлавствует кололь! — как один человек, рявкнули они. — Наш сеньол!
Капитаны оторопело моргнули.
— Да здлавствует Элнан Колтес! Наш полководец!
И, пожалуй, лишь тогда капитаны
— Ну, Кортес! Ну, молодец! Вот это выучка! — смущенно кинулись они поздравлять Кортеса. — Неужели они все твои?!
И Кортес принимал поздравления, улыбался, но уже понимал: испуг скоро проходит, а вот жадность — это навсегда. А значит, капитанов нужно продолжать покупать и покупать, пока они, все до единого, не подпишут с ним тот контракт, который ему нужен.
Куит-Лауак убил только одного кастиланина. Тот ударил его копьем, но железный наконечник согнулся и застрял в массивном нагрудном щитке, и, пока враг пытался выдернуть копье, Куит-Лауак швырнул ему в лицо то, что было в руках, — тяжелый каучуковый мяч.
Позже Куит-Лауака били еще несколько раз — в плечо, в живот, по голове, но его снова и снова спасало снаряжение для игры. А потом наступил момент, когда в живых осталось от силы два десятка вождей, и Куит-Лауак осел на колени, стиснул челюсти и с горьким ощущением несмываемого позора заставил себя упасть лицом вниз, — как мертвый среди мертвых.
И лишь тогда подоспела подмога.
Уже на третий день после парада собственные солдаты и даже капитаны Кортеса начали проявлять недовольство. В основном, неумеренной щедростью генерал-капитана к побежденным капитанам Нарваэса.
— Я не пойму, Кортес, — наступал Алонсо де Авила, — из каких таких бездонных запасов это золото?
— Ты хочешь сказать, что я вор?! — прищурился Кортес.
— Нет, — благоразумно сдал назад Авила. — Просто я не пойму, с чего такая щедрость? На кой ты этих новичков задабриваешь?
— Мне нужны новые солдаты, — отрезал Кортес. — Вот и все. Кому не нравится, пусть катится обратно на Кубу!
Авила побагровел.
— Будешь такими словами бросаться, вообще без солдат останешься.
Кортес хотел, было, тоже вспылить, но удержался.
— Кастильские бабы еще нарожают, — холодно произнес он. — Слава Богу, у нас в Кастилии каждый мальчишка — солдат.
А тем временем недовольство стремительно росло, и однажды, перед самым подписанием капитанами Нарваэса контрактов с Кортесом, прибыли делегаты из крепости Вера Крус.
— Мы слышали, ты золото даришь, Кортес, — мрачно изрек старший делегации Хуан де Алькантар, известный под кличкой «Старый».
— Только за службу, — усмехнувшись, развел руками Кортес.
Делегаты переглянулись.
— А разве мы плохо тебе служили? Где наша доля, Кортес?
Капитаны Нарваэса заинтересованно следили за развитием беседы.
— Никуда ваша доля не делась, — рассмеялся Кортес.
— Так, где она?
Кортес на секунду замешкался и понял, что ни врать, ни отказывать при новичках нельзя.