Великий мертвый
Шрифт:
Вожди восхищенно зацокали языками, — решение было простым и воистину мудрым.
Берналь Диас был достаточно хитер, чтобы попытаться уйти с золотом самому, а Хуан де Алькантар — достаточно осторожен, чтобы не идти самой широкой дорогой. Но на Кортеса работала вся тлашкальская разведка, а потому, не прошло и четырех дней, и Кортес уже знал, что Диас арестован, а все золото у идущего горными тропами Алькантара. И на восьмой день они встретились на скользкой от вечного весеннего дождя горной дороге — на полпути из Семпоалы в Тлашкалу.
— Слава Сеньоре
Спутники Алькантара потянулись к арбалетам.
— Представляю, что он тебе наговорил, — рассмеялся Кортес и показал им, что его руки пусты.
Но Алькантар не был склонен обниматься.
— В Тлашкале было лишнее золото, — прямо обвинил он. — А значит, ты укрыл его от сходки.
— Отчасти ты прав, — кивнул Кортес. — Золотой песок поступил в арсенал через два дня после моего выхода к Нарваэсу. Я просто не успел сообщить о нем сходке. А лишние слитки принадлежат лично мне.
Алькантар на секунду растерялся: это могло быть правдой.
— Но Диас говорил, что ты отдал ему приказ вывезти золото, — ткнул он идущего рядом связанного солдата. — И лошадей ты ему дал.
Кортес недобро усмехнулся.
— Лошади пропали сразу, как вы ушли. Я даже подумал на тебя. А потом на построении выяснил, что у меня появились три дезертира.
Берналь Диас побледнел.
— Ты что городишь, Кортес? Имей ввиду: на виселицу вместе пойдем!
— Помолчи! — оборвал его Кортес и весело уставился на Алькантара. — Ну, что, есть еще вопросы?
Алькантар надолго задумался, и все-таки нашел изъян.
— И что теперь — золотой песок придется делить с людьми Нарваэса?
— Нет-нет, — успокаивающе выставил вперед ладонь Кортес. — Никто из них не подписал контракта до того, как золото поступило в арсенал, а значит, все принадлежит «старичкам». Так что, бери долю гарнизона, передай мне остатки, и на первой же сходке мы его разделим.
И тут Алькантар покачал головой.
— Я не знаю, правду ли ты сказал, Кортес. А потому доставлю излишки прямо на сходку. Пусть люди сами решают, кто прав. А до той поры ты к этому золоту не прикоснешься.
Кортес досадливо крякнул.
— Жаль. Очень жаль, Алькантар. Ты был хорошим солдатом.
Развернулся к лесу, махнул рукой, и в следующий миг доверенный казначей гарнизона покачнулся и повалился с седла с арбалетной стрелой в ухе, — как и оба его товарища. Кортес быстро спешился, убедился, что все трое мертвы, подошел к Диасу и вытащил узкий кастильский кинжал.
Диас подался назад.
— В следующий раз, — взрезал Кортес веревки, — думай, прежде чем на меня голос повышать. Я же говорил тебе: наш договор это святое…
Диас увидел, как из леса выходят еще четверо его друзей-арбалетчиков, и тронул генерал-капитана за рукав.
— Прости, Кортес.
Кортес горестно усмехнулся и принялся освобождать остальных пленников.
— Сеньор Наш Бог! Я думал, что хоть вы поумнее окажетесь…
— Прости нас, Кортес… — затянули уже все трое.
— Простить-то я вас прощу, — кивнул генерал-капитан, — но вот доверять, как прежде…
Он повернулся к мокрым не столько от дождя, сколько от страха носильщикам и махнул им рукой.
— За
— А мы?! — хором выдавили все трое.
Кортес взыскующе оглядел проштрафившихся солдат. По-хорошему их следовало лишить права на долю из этих едва не утерянных двухсот тысяч. Но союзники ему были нужнее, чем золото; даже Алькантара было жаль…
— Черт с вами! — махнул рукой Кортес. — Забирайте трупы и пошли.
Проштрафившаяся троица переглянулась. Они почти не верили в свое счастье.
Отряды собирались в Тлашкале немыслимо долго — около трех недель, даже дождь перестал идти, но Кортес намеренно никого не торопил. Он знал, что Альварадо продержится, и тем временем аккуратно собирал доносы о поведении каждого капитана и солдата Нарваэса, так что, когда они все-таки дошли, знал почти все о почти каждом потенциально необходимом либо слишком опасном человеке. И даже смотр, выявивший, что под его началом стоит 1300 солдат, 96 всадников, 80 арбалетчиков и 80 стрелков из аркебуз, не мог переубедить Кортеса, совершенно точно знавшего: три четверти его солдат и капитанов — мусор. А по-настоящему надежны только 262 «старичка», да 2000 тлашакальцев.
Однако приходилось идти в столицу с теми, кто есть, и Кортес быстро довел свое войско до города Тескоко и наглядно убедился, насколько все изменилось: город встретил кастильцев пустыми улицами. И вот это было хуже всего.
— Сеньора Наша Мария! — крестились и жались один к другому бледные от страха новички, в основном, из Бискайи, видя роскошные пустые дворцы и широченные пустые каналы, огромные пустые стадионы и некогда уютные, а теперь пустые дворы.
— Быстрее! Быстрее! — орал Кортес. — Шире шаг, римляне! Подтянись!
Но и его волосы вставали дыбом от крайне тягостных предчувствий — настолько тягостных, что он встал лагерем в трех легуа от столицы, чтобы детально разведать весь путь — чуть ли не до дворца. Но разведка вернулась уверенная в полной безопасности дороги, и в день Сеньора Сан Хуана Крестителя, 24 июня 1520 года они вошли в Мешико.
Солдат разве что не рвало от страха. Огромная, сказочно богатая столица, была похожа на свежий труп. Нет, по каналам плавали мелкие пироги, по дорогам бежали гонцы, а на крышах нет-нет, да и показывались головы женщин, вроде бы собирающих в мешки сушеные фрукты. Но чем ближе они подходили к дворцу, тем чаще замечали высокие, бог весть, почему и кем построенные, а затем заброшенные баррикады да колоссальные запасы обточенных в форме остроконечных яиц камней для пращников. И — почти никаких людей!
— Это ловушка, Кортес, — тихо произнес едущий рядом Сандоваль.
— Вижу, — мрачно отозвался Кортес.
Первым делом к приведенному Кортесом огромному полутора тысячному отряду подлетели изможденные защитники апартаментов.
— Вода есть?
— У кого есть вода?
— Давай-давай, потом объясню, что да как…
Они припадали к мехам пили, сколько могли, порой без разрешения сливали воду в свои меха, и лишь потом ошарашенной подмоге объяснили, что водопровод перекрыт, дождевой воды собрали мало, а во всех выкопанных с начала осады колодцах вода мерзко-соленая и для питья почти непригодная.