Великий Наполеон

Тененбаум Борис

В полную противоложность этому Наполеон действовал с огромной быстротой. Гвардейские части к Майнцу выдвигались на реквизированных почтовых колясках, покрыв путь в 550 километров примерно за неделю. Великая Армия общим числом под 180 тысяч человек двигалась через лесные районы Тюрингии тремя различными колоннами, имея приказ: в случае при выходе на равнину строиться в оборонительные каре и вести оборону, дожидаясь выручки. Идея Наполеона состояла в том, что если одна из его колонн будет блокирована, то другие все же смогут выйти из теснин и ударить во фланг и в тыл прусской армии, связанной боем.

Времени на детальную разведку не было – кавалерия

Мюрата шла теми же лесами, что и армейские корпуса, и устроить «завесу» впереди Великой Армии времени не имела. В итоге, обнаружив у Иены войска князя Гогенлоэ, Наполеон ошибочно решил, что перед ним главные силы прусской армии, и вызвал на подмогу всех своих маршалов, с которыми имел связь. 50 тысяч пруссаков попали под комбинированный удар корпусов Ланна, Сульта, Ожеро и Нея, в сумме имевших вдвое больше войск, и, конечно же, были разбиты.

Но главные силы Пруссии стояли у Ауэрштадта, неподалеку от позиций Гогенлоэ – и шедший на помощь императору Третий корпус Даву на них и наткнулся. У Даву было всего 26 тысяч человек против по крайней мере вдвое более многочисленного неприятеля, но он без колебаний принял бой. И победил, хотя мимо него прошел 20-тысячный Первый корпус Бернадотта – и не оказал ему никакой помощи. Бернадотт оправдывался потом тем, что хотя и слышал грохот канонады, но он исполнял отданный ему ранее приказ – идти на соединение с императором.

Делал он это тоже довольно своеобразно – например, потратил 5 часов на то, чтобы пройти 13 километров (8 миль) от местечка Дорнбург до Апольды, куда ему и велено было прибыть, и к сражению у Иены он тоже «…не успел…». Наполеон собирался судить его военным трибуналом и расстрелять.

К сожалению, он этого не сделал.

VII

Уже позднее, на острове Святой Елены, Наполеон вспоминал, что уже подписал приказ о предании Бернадотта суду, но потом передумал и разорвал его. У нас даже есть подтверждение этому. Савари в своих мемуарах приводит слова императора, сказанные им ему:

«Это дело настолько возмутительно, что, если я отправлю его в трибунал, это будет равносильно приказу о расстреле. Будет лучше, если я не буду говорить с ним об этом, но я постараюсь, чтобы он знал мои мысли о его поведении. Я считаю, что у него есть понятие чести, чтобы осознать, какой позорный поступок он совершил…»

Анн Жан Мари Рене Савари многое знал – он ведал военной разведкой и занимался, например, делами личной полиции Наполеона. Одной из функций организации Савари была слежка за Фуше – так что да, он знал многое… Но о причинах такой необычной снисходительности Наполеона к маршалу Бернадотту он все-таки не пишет. Наиболее вероятным объяснением было то, что Бернадотт был мужем Дезире, сестры жены Жозефа Бонапарта. Наполеон за ней в свое время ухаживал и, по-видимому, пользовался некоторой взаимностью. Во всяком случае, в переписке с ним она называла себя Эжени. По обычаям того времени, влюбленные часто именовали друг друга не так, как их называли их близкие, а отдельным особым именем, употребляемым только ими. Опять-таки – по обычаю – детям давалось несколько имен, и супруга маршала Бернадотта при рождении была записана в метрику как Дезире-Эжени. Фредерик Массон вообще считал, что слабость к Дезире Наполеон сохранил на всю жизнь и именно поэтому был так снисходителен к Бернадотту…

Трудно сказать. Согласно пословице – «чужая душа – потемки».

Но как бы то ни было, в том памятном октябре 1806 года маршал Бернадотт отделался легко, о чем у Наполеона еще будет случай сильно пожалеть… A пока императору надо было вести войну. Двойным сражением у Иены – Ауэрштадта она не кончилась.

Началось преследование бегущих прусских войск, и надо сказать, что шло оно очень успешно. 27 октября 1806 года Наполеон вошел в Берлин. 8 ноября ему сдался Магдебург.

C 15 октября по 5 января 1807 года без какой-либо серьезной осады сдались Эрфурт, Шпандау, Штеттин, Кюстрин, Ченстохова, Хамельн, форт Плассенбург, Глогау и Бреславль, вce крепости с большими гарнизонами, с хорошей артиллерией и обильными запасами. В этом плане показателен случай с Магдебургом. Комендантом города был Карл Казимир фон Клейст, генерал от инфантерии, кавалер ордена Черного Орла. Его заботам была вверена сильнейшая крепость Пруссии, Магдебург, в которой раполагался гарнизон численностью в 22 тысячи человек, при 800 орудиях, обильно снабженный всем необходимым. Генерал Клейст поклялся, что «…будет обороняться до тех пор, пока в кармане у него не загорится его носовой платок…».

К городу подошел корпус маршала Нея, в котором не было в тот момент и 10 тысяч солдат, с дюжиной легких орудий. Ней потребовал сдачи – и комендант собрал военный совет. В нем участвовало 19 генералов прусской армии, общий возраст которых превышал 1400 лет [3]. Восемнадцать из них, включая коменданта, высказались за сдачу. За сопротивление высказался только один из членов совета, которому было 72 года. Генерал фон Клейст сказал ему, что он тут самый младший и что, когда говорят люди постарше и поопытнее, он должен помалкивать.

Королевская семья укрылась в Мемеле, на самой русской границе.

VIII

Всю несметную литературу о Наполеоне с некоторой долей условности можно поделить на две категории – «героическую» и «тираническую». В «героической» внимание обращается на его великие, неслыханные свершения, в «тиранической» – на пренебрежение ко всему и ко всем, на безграничный эгоизм, ставящий собственные интересы выше всего на свете, «…приносящий в жертву своей мании величия сотни тысяч жизней и покой всего света…». Если брать существующую традицию в русскоязычной литературе, то и Е.В. Тарле, и Д.С. Мережковский принадлежат, конечно, к «героической» школе, хотя дистанция между склонным к легкой иронии Евгением Викторовичем и склонным к самозабвенному захлебу Дмитрием Сергеевичем совершенно очевидна. Л.Н. Толстой, как с ним обычно и случалось в его титаническом стремлении к «правде», склонялся не к обычному для простых смертных выбору между «героем» и «тираном», а к чему-то другому. Наполеон для него кукла и комедиант, играющий роль великого человека. В общем, есть смысл отвлечься от оценок и поглядеть на происходящее в 1806 году глазами современников.

В том, что они видели поразительное зрелище, у них не было никаких сомнений. Фигура Наполеона трансформировалась на глазах. В 1796 году он был одним из талантливых генералов Республики, в 1799-м – удачливым авантюристом, захватившим правление, в 1800-м, после Маренго – Первым Консулом, в 1804-м – сомнительным «…императором французов…», в 1805-м, после Аустерлица – совершенно бесспорным государем Франции, императором Наполеоном Первым, объектом поклонения и преклонения.