Великий обман. Выдуманная история Европы

Топпер Уве

Я не ставлю вопрос, какой именно гуманист XVI века фальсифицировал эти письма. Моя цель – показать на конкретном примере, как делается история. И, чтобы она хоть на миг обрела в наших глазах плоть и кровь, я приведу отрывок из работы известного французского богослова Дриу (1873, с. 18).

Итак, в соответствии с его многократно высказанным пожеланием, по прибытии в Рим Игнатия «тотчас же доставили в амфитеатр, где собрался уже весь город. Святой мученик услышал рычание приближающихся львов, но невозмутимость его и убежденность веры не были поколеблены. Напротив, лицо его и осанка излучали счастье и безмятежную радость. Смерть Игнатия была быстрой: два

льва бросились и тут же пожрали его. От тела остались только самые большие кости, которые были с благоговением собраны верующими как бесценное сокровище».

Дальнейшая судьба останков, как, впрочем, и спорное утверждение о том, что святой хотел как можно скорее быть сожранным, меня не интересует. Ни в коей мере не желая осмеять церковную историографию, я призываю осознать, что романы и «письма» преподносятся нам как факты, и, чтобы восстановить истинный ход событий, нужно тщательно анализировать все исторические свидетельства, начиная с самых ранних.

Вся историография средневековья, а также наследие античности прошли через руки монахов и богословов, и вышелушить из их писаний зерно истины невозможно без пристального и критического рассмотрения древних источников, без внимательного анализа этого процесса переписывания и издания древних книг.

Глава 3. ГУМАНИСТЫ

Не желая злоупотреблять терпением читателей, я не стану подробно разбирать все или большинство «античных» или «ранне-средневековых» текстов, созданных в позднее средневековье или в эпоху Возрождения. Думаю, на примере нескольких наиболее ярких образцов можно будет рассмотреть жанры, в коих трудились фальсификаторы, придуманное ими время создания произведений, а также способ распознавания фальшивок.

Сначала мы проанализируем историческую значимость творчества знаменитой поэтессы X века Розвиты фон Гандерсхайм, затем популярный античный роман – «Золотой осел» Апулея, который будет низвергнут с пьедестала вместе с авторитетнейшим отцом церкви, Блаженным Августином; затем – «исторический источник» большого политического значения: «Германию» Тацита и, наконец, книгу книг – Библию.

Немецкая монахиня Розвита фон Гандерсхайм

Розвита, от архаичного Хротсвит, годы жизни 935-973, монахиня женского монастыря в Гандерсхайме, вблизи Брауншвейга, – считается первой немецкой поэтессой. Кстати, почему, собственно, немецкой? Она писала на средневековой латыни. Но оставим ее славу немцам.

Все просмотренные мною литературные справочники и, в частности, обстоятельная энциклопедия Вальтера Килли, дают о нашей героине приблизительно одинаковые сведения: классической латыни Розвиту обучила ее аббатиса Герберг (940-1001), и к 959 году первой немецкой поэтессой уже были созданы ее наиболее известные легенды и драмы. В текстах чувствуются следы девичьих фантазий. Правда, тогда ей было 24 года, а ее наставнице и латинистке – от силы 19. Согласно энциклопедиям, из-под ее пера вышли «комические истории о мучениках». Например, история (рассказанная ей посетившим ее очевидцем из испанской Кордовы) о десятилетнем мальчике по имени Пелагий, который, будучи добрым христианином, не отдался калифу Абдуррахману III, предпочтя мученическую смерть. Фантазии непорочных дев?

Или история о Калимахе, столь похотливом, что он совокуплялся даже с трупами (простите, именно так написано).

Есть у нее и классически зарифмованная поэма, где, на манер раннего доктора Фауста, заключается союз с дьяволом. Наряду с «Драмами гетер» из-под ее пера вышли «Авраам» и «Пафнутий» (читай:

обрезанный и необрезанный). В последней речь идет о том, что Бог, видя непотребства, творящиеся в местном борделе, вынужден вмешаться и, посетив заведение в образе скромного монаха, предотвратить надругательство над девственностью и наставить заблудших на путь истинный.

Венчает собрание сочинений драма «Откровение Иоанна» в тридцати пяти гекзаметрах. К ней мы еще вернемся.

Можно было бы возразить, что вряд ли послушницы женского монастыря в небольшом городке Гандерсхайме так много времени проводили в борделе, что могли зарабатывать в нем на содержание всего монастыря, но не следует понимать все буквально. Пока Розвита подражала римлянину Теренцию, чьи безнравственные комедии вполне – как утверждается – должны были отвечать вкусам тогдашних саксов, все находит свое объяснение.

Трижды в своих произведениях преисполненная истинной скромности Розвита (подобно благочестивой Терезе Авильской в XI веке) приносит извинения за то, что, будучи женщиной, она не в силах писать так же хорошо, как писал бы мужчина. Хотя и в эпоху Розвиты женщины не пользовались равными с мужчинами правами в области публичных отношений, подобную приниженность я считаю немыслимой для X века. А вот после чумы и костров, на которых сжигали ведьм, она звучит несколько более естественно и в духе времени.

По мнению критиков, латынь Розвиты безупречна, что лишний раз заставляет усомниться в дате создания ее произведений: они должны быть написаны много позже.

Воспевая славу своих покровителей, императоров Оттона I и II, Розвита создает героический эпос; им восхищаются в эпоху Ренессанса и его изучают как исторический документ в наше время. Обилие информации и интересных подробностей о жизни императорской семьи, содержащихся в эпосе, причем таких, которые не встречаются ни в одном другом документе, заставило ученых не только приписать Розвите аристократическое происхождение. Они ценят ее произведение как источник потрясающей исторической ценности эпохи Оттонов (рис. 2; 3).

Только в наше время ее театральные по форме и жанру драмы впервые были поставлены на сцене; никаких упоминаний об их постановках в X веке мы не находим. Итак, средневековый театр развивался без влияния Розвиты фон Гандерсхайм, хотя, по ее собственным свидетельствам, она была весьма популярным и читаемым автором.

Очевидно, ее очень быстро забыли.

И вспомнили в 1493 году (или даже в 1502), когда высокоученый и много путешествовавший гуманист Конрад Цельтис (Пикель) обнаружил и представил ошеломленным современникам ее рукописи. Образованное общество было очаровано неизвестной поэтессой: безупречной латынью, сюжетами и тематикой ее произведений, полностью отвечавших вкусам времени. Еще бы: непристойные истории, сочиненные монахиней! Вполне соответствовала духу эпохи Возрождения и приверженность Розвиты традициям античности. В общем, новооткрытая поэтесса, что называется, пришлась ко двору.

Тексты сразу перевели на немецкий язык; отовсюду доносились хвалебные отклики. То, что у Розвиты не было ни предшественников, ни учеников и последователей, и то, что ее творчество выглядело бы чужеродным «в ту варварскую эпоху», не смущало восторженных критиков: некоторые исторические и литературные несоответствия они объясняли гениальностью юной монахини и праздновали «открытие» первой немецкой поэтессы. Тот факт, что в исторической перспективе такие прозрения абсолютно невозможны, никому в глаза не бросался.