Великий перелом
Шрифт:
Не хватало по сути только бронетехники. Но это был обычный пехотный полк новых штатов для частей постоянной готовности, в котором она не была пока предусмотрена. Пока один полк. Только-только завершивший перевооружение. И вот — учения по проверке освоения им материальной части. Для чего воссоздали типичную полосу германской обороны времен Империалистической войны. И… полк щелкал его как орешек. Быстро. Слишком быстро.
Связисты оперативно протягивали телефонные линии. Частично используя переносные батальонные радиостанции. Ранцевые. Опытные. К сожалению.
Очень не хватало ротных радиостанций, что для себя Фрунзе отметил. Хотя бы на 2–3 километра действия. Слишком хорошо было видно сколько «мартышкина труда» было на связистах из-за этого. Сколько проводов приходилось прокладывать оперативно. А вестового посылать в условиях огневого боя — затея рисковая с абсолютно неопределенным результатом.
Но в целом — работу полк показывал слаженную.
И оперативно подавлял вновь выявляемые огневые точки противника. Будь то пулеметные гнезда или минометные позиции. Активно применялась тактика забрасывания гранатами. Когда пехотные отделения сближались с траншеей условного противника. Пользуясь огневым прикрытием своих пулеметчиков. И метали туда множество гранат разом.
Отработали и отражение контратаки.
По сигналу «дирижера» были подняты ростовые мишени атакующих противников. И бойцы, занявшие траншеи, в самые сжатые сроки открыли по ним огонь, стремясь как можно скорее всех перебить.
Потом новый рывок.
Разведка боем. С прощупыванием геометрии и структуры обороны.
И новое продвижение.
Подтягивание артиллерии.
Причем 60-мм и 80-мм минометы легко переносили руками, а 76-мм и 122-мм гаубицы катили прямо по полю. Благо что для их расчета это не было проблемой. Проблема была только в форсировании траншеи полного профиля. Вроде тех, что имелись под Верденом.
Широки. Глубоки.
Но на тягачах имелся шанцевый инструмент и кое-какие бруски для формирования эрзац-переправы. И бойцы их спешно наводили. Буквально в считанные минуты. Впрочем, это было уже после того, как основным силам полка удалось продвинуться вперед на пару километров и дальности артиллерии стало уже не хватать…
— Как вы оцениваете потери полка? — задумчиво спросил Брусилов.
— Порядка семи, может восьми процентов. — ответил Фрунзе.
— А может за двенадцать-пятнадцать?
— Вряд ли, — возразил Свечин. — Я бы пять-шесть процентов дал. Очень хорошо и чисто работают. Большинство потерь — следствие неожиданности и маскировки огневых точек неприятеля.
— И некоторой усталости. — добавил Фрунзе. — Не забывайте — они перед этим прошли форсированным марше сто шестьдесят километров за два дня. Грузовики — ладно, но для груженого велосипеда — это не такое и маленькое расстояние. Люди явно устали. И сразу в бой. Полагаю, что полк драгун тут бы опростоволосился.
— Ваша правда, — согласился Брусилов.
— Как быстро получится перевести все части постоянной готовности на эти штаты? — спросил Триандафилов.
— До зимы, полагаю, с пехотой, думаю, получится быстро
— Вы от них хотите слишком много. — примирительно произнес Свечин.
— Ничего сверх возможного. Просто постоянная перемена планов сказывается. Из-за чего мы, по сути, никакой бронетехники современной не имеем. Только старье, которое ужасно и бестолково.
— Соглашусь с Михаилом Васильевичем, — подал голос доселе молчавший Тухачевский. — Нам нужно много современных танков и бронеавтомобилей. Уверен, что если бы на этом участке было хотя бы несколько легких танков, то оценочные потери полка были бы ниже.
— Или бронеавтомобилей, — добавил Егоров.
— Бронеавтомобили по этой местности могли застрять. — возразил Триандафилов.
— До траншеи первой бы дошли и поддерживали огнем наступление.
Фрунзе скосился на говорящих.
Как раз их деятельность и приводила к тому, что постоянно срывались работы как по легкой гусеничной платформе, так и по колесной. Все время какие-то идеи и доработки предлагали. Неплохие. Но лучшее — враг хорошего и абсолютное зло для времени, которое стремительно убегало…
Завершив смотр этих учений Фрунзе поблагодарил выстроенный перед ним полк за службу. Похвалил. И отбыл в Москву. Дел хватало… Тем более, что учения эти были больше не для него, сколько для начальствующего состава РККА. Да еще и Троцкого, который как бывший глава этого ведомства, также присутствовал. От Политбюро. И молчал. А что ему комментировать? Он был малый не дурак и прекрасно понимал НАСКОЛЬКО разительно этот полк отличался от всего того, что он в свое время сколотил из разного сброда. Но Фрунзе его адресно не критиковал. Более того — часто называл старые решения вынужденными. Дескать, иначе было нельзя. Что в известной степени смягчало ситуацию, так как Льву Давидовичу и без того доставалось…
Москва встретила наркома дождем.
Мелким.
Грибным.
Прямо по асфальтовой мостовой.
И Хуаном де ла Сьерва, который уже битый час ожидал его в приемной. С переводчиком.
— Прошу простить. Был на полигоне.
— О! Ничего страшного!
— Прошу, — указал Фрунзе на кабинет и прошел туда следом за довольно любопытным испанцем.
Прошли.
Разместились.
Попросили принести кофе.
И перешли к беседе.
— Итак, Хулио…
— Я Хуан.
— Ох, извините, — максимально искренне произнес нарком. — Испанские имена мне пока слишком непривычны. Давайте сразу к делу? Хорошо? Отлично. Смотрите. Я очень заинтересовался вашим автожиром.
— Каким именно?
— Мне подавали материалы на Cierva C.8.
— Я могу сделать автожир на базе буквально любого легкого самолета. Это только один из вариантов.
— Вот и я об этом. А зачем? Зачем его делать на базе какого-то самолета? Представьте себе пространственную сварную раму из тонких стальных труб. Двигатель воздушного охлаждения. Толкающий винт. Предварительная раскрутка несущего винта. Как вам такой вариант?