Великий перевал
Шрифт:
— Нет, я лучше проберусь в Москву.
— А о Москве ты и думать брось, — сказал Феникс, — ну как ты туда доедешь? Денег у тебя нет, а были бы, тебя бы на первом перегоне облапошили — знать ты ничего не знаешь. Ты немножко обожди, я разузнаю как и что, да может мы и вместе туда покатим. Мне тоже эта жизнь надоела, да и нравится мне в большевиках, что они против богатых идут.
— Ну, а пока где же мне жить? — спросил Вася, — контрабандистом я быть не хочу.
— Где тебе контрабандистом быть, — насмешливо протянул Феникс, — можешь пока что у старика
Вася поступил так, как советовал ему Феникс.
Старый рыбак очень обрадовался, неожиданно получив помощника.
Феникс продолжал заниматься в Одессе какими-то таинственными делами. Он часто навещал Васю, и тот неизменно спрашивал его, нельзя ли пробраться в Москву.
— Ты о Москве и не заикайся, — сказал однажды Феникс, — на Украйне теперь гетманство. Скоропадский с немчурой снюхался, и теперь, братец, такой пошел прижим, что только держись. Узнают, что ты с большевиками дружил — мигом на фонарь! Земли помещикам возвращают! Вот что! Сиди у моря и жди погоды! А погода, брат, будет, и — ух! — какая!
Васе пришлось покориться своей участи.
На большой парусной лодке он ездил со стариком на рыбную ловлю.
Вася полюбил море. Ему нравился широкий синий простор, белые чайки, качавшиеся на гребнях волн.
Однако его томило однообразие работы, а, кроме того, он все больше и больше скучал по Москве.
Феникс часто приносил Васе газеты и он с жадностью читал все, что касалось Москвы.
Как ни старались белые корреспонденты затушевывать истину, но чувствовалось, что украинское гетманство это мыльный пузырь и он вот-вот лопнет.
Наступила осень. Серые облака покрыли небо и на море стало неприютно и холодно.
Однажды Феникс явился к Васе и с таинственным видом вытащил из-за пазухи газету.
— Прочти-ка, — сказал он.
Вася прочел огромный заголовок:
«Революция в Германии».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I. СЫН ПОВАРА ГАСТОНА
Было начало декабря.
На Черном море разразилась первая настоящая буря.
Огромные волны с грохотом разбивались о берег, ветер выл и с бешеной быстротой мчал по небу лохматые тучи.
О том, чтобы выехать в море, нечего было и думать.
Вася теперь помогал старому рыбаку чинить продранные за лето сети. При этом он только и мечтал о том, как хорошо было бы пробраться в Москву. Наверное Сачковы приняли бы его, как родного. А Федор? А Степан? Где-то они теперь? Неужели так и не удастся ему снова вернуться к ним?
Однажды вечером, когда Вася был в особенно невеселом расположении духа, на пороге хижины вдруг появился Феникс.
Поздоровавшись, он сел на лавку, засунул по своему обыкновению руки в карманы и с загадочной улыбкой посмотрел на Васю.
— Ну, как, Васюк, — спросил он неожиданно, — хочешь в Москву?
У Васи при этих словах захолонуло сердце.
— А разве можно?! — воскликнул он.
Феникс неопределенно улыбнулся.
— Теперь не разберешь, что можно, что нельзя, — сказал он, — такая, братец, пошла неразбериха, что чорт ногу сломит. Надо пытаться.
— Значит ты больше не хочешь быть контрабандистом?
— Какая теперь к чорту контрабанда. Тут и французы, и англичане, и не разберешь кто! Нет, баста! Проберусь к твоим большевикам! Мне они что-то все больше по душе становятся.
— А как пробраться?
— Вот в том-то вся и загвоздка. Обмозговать надо во всяком случае.
— Феникс, — сказал Вася, — в Москве мы не расстанемся. Я тебя познакомлю с моими друзьями, я знаю наперед, что ты с ними сойдешься.
— Ладно. Услуга за услугу. Я ведь тебя тогда, парень, легко выдать мог. Ведь за тебя две тысячи предлагали, а деньги, сам знаешь, на дороге не валяются. Однако не выдал. А ты меня за это в Москве с хорошими людьми сведи.
— Сведу, непременно сведу. Мы там с тобой хорошо заживем. Будем работать.
— Погоди «работать», «работать» — еще не приехали.
— Ну, а как же проехать.
Феникс задумался.
— Эх, — сказал он, — если бы моя купчиха научила меня по-французски говорить.
— А я умею говорить по-французски, — воскликнул Вася.
— Ну?!
Глаза у Феникса так и засверкали.
— Это вот дело, — произнес он, — пожалуй что-нибудь и надумаем.
Старик рыбак покачал головою.
Москва представлялась ему чем-то очень далеким, а о большевиках он имел самые смутные представления. Он знал только, что они идут против богатых и не верил в их победу. Всю жизнь он зависел от богатых людей и они представлялись ему какой-то таинственною силою, которую нельзя побороть.
Но Феникс должно быть иначе смотрел на дело. Он сел в угол, уперся подбородком в колени, обхватил их руками и стал напряженно дышать.
Вася продолжал шить сети. Но работа подвигалась плохо. Очень уж взволновали его слова Феникса.
А Феникс все думал, наморщив лоб, словно в уме решал трудную математическую задачу.
Темная декабрьская ночь нависла над землею.
На бесконечных рельсовых путях Одессы-товарной чернели длинные составы товарных вагонов, между которыми, как по коридорам шагали часовые.
Иногда какой-нибудь состав начинал медленно двигаться, погромыхивая цепями, влекомый невидимым паровозом.
Вдалеке по главному пути проносились с грохотом скорые и почтовые поезда, идущие с севера.