Великий поток
Шрифт:
3
Когда на следующий день Пол Лудик со своими спутниками снова приехал к Лари с тем, чтобы предложить ему пятикратную цену и завершить сделку, он еще издали увидел его танцующим на дороге перед шаром. Глаза у Лари были закрыты, а на его лице отображалось идиотическое блаженство. Когда Пол Лудик спросил Лари, чего это он растанцевался в такой ранний час, тот остановился и посмотрел на Лудика, его не узнавая. Даже не танцуя, Лари подергивался и качался как в танце. Лудик трижды повторил свой вопрос, после чего сел в свой джип и поехал за
Через час шериф увез Лари Парка в ближайший госпиталь, где, едва взглянув на него, врач велел санитарам отвести Лари в сарай с относительно спокойными больными. Лари больше не танцевал, а в ответ на обращенные к нему вопросы радостно улыбался. Сидя на куче соломы в отведенном ему углу он казался умиротворенным, почти счастливым. Жители спокойного барака, аборигены овамбо, числом до 15 особей, пившие местную самогонку до полной утраты сознания, появления среди них нового подселенца не заметили. Кстати, одно из правил этого заведения состояло в том, что его клиентам не предоставлялось никакого питания. Многие питались тем, что находили в выгребной яме.
4
Шериф проследил за тем, чтобы был подписан справедливый договор между Полом Лудиком и наследниками Лари Парка. Для этого ему пришлось найти сыновей Лари, даже по своему виду мало отличавшихся от аборигенов, и извлечь их из притона, расположенного в соседней деревне.
Через неделю после описанных событий Пол Лудик приехал в деревню Онаматунга с отрядом людей в камуфляже. С ними был самоходный кран с кузовом. С помощью крана они погрузили злополучный шар в закрытый транспортер и увезли в неизвестном направлении. На месте падения небесного шара они оставили другой, по своим размерам соответствующий первому.
После этого в прессе стали появляться сообщения о странном шаре, упавшем с неба в Намибии во второй половине ноября и о взрыве на месте падения. Директор Национального института судебной медицины Пол Лудик, слова которого цитировали практически все журналисты, утверждал, что никаких следов взрыва возле места падения не найдено и что хлопок, возможно, был вызван преодолением падающим шаром звукового барьера.
По словам Лудика, находка не представляет опасности для людей. Эксперты многократно исследовали шар и установили, что по-видимому, он был полым. Когда по шару стучат металлическим ключом, получается характерный глуховатый звук пустого горшка. «Мы все еще заняты подробной экспертизой объекта», — сказал он.
Он отметил, что шар, похоже, сделан из металлического сплава, «обычно используемого в космических кораблях», но отверг предположения, что этот шар был частью неопознанного летающего объекта.
Лудик считал, что волноваться по поводу этого происшествия не следует, поскольку сообщения о подобных находках в Африке, Южной Америке и Австралии появляются «относительно часто».
5
Между тем музыка, которая так радикально изменила жизнь Лари Парка, продолжала свою работу. Сидя на соломе в углу большого грязного сарая, он чувствовал себя огромной волынкой и, может быть, даже целым оркестром, внутри которого непрерывно рождались чудесные звуки. Эти звуки соединялись, расходились, кружились, танцевали, падали, взлетали. Казалось, он слышал призыв, предназначенный для него одного, и душа его
Лари смотрел на окружающих его людей так, как будто знал их всю жизнь. Все наполняло его любовью. У него не было ни страхов, ни забот, и он не помнил, что этому счастью должен наступить конец. Кажется, вся его грубая оболочка, напоенная сладостью музыки, сделалась вдруг прозрачной и, растянувшись далеко, засветилась так, что он мог бы теперь, как деревенский пьяница, запаливший крышу своего собственного дома, поджечь весь мир и испепелить его дотла. Такое состояние у обычных людей может продолжаться час или два, но у Лари оно не кончалось.
Перед ним открылся мир, полный гармонического звучания, которого он раньше не слышал. Пели человеческие голоса, пел ветер, пели над его головой светила. Скрип дверей, лай собак, пение птиц, визг обезьян — все прекрасно ложилось в эту музыку. Через каскады стройных звуков мир открывал ему свои пропорции, гармонические соотношения и фигуры. Иногда в музыке звучала мучительная грусть, даже боль, но он принимал и радость, и боль, потому что не мог отличить одно от другого. Он не оценивал происшедшее, как могли бы оценить посторонние. Лари Парк не знал, где он находится согласно человеческим понятиям, потому что он находился в огромном мире, которого никто кроме него не видел и не слышал. Он был частью необъятной Вселенной, и для него мало значили детали.
6
Когда чернокожие санитары нашли на соломе его неподвижное тело, на лице его не было следов страдания и разлада — это было лицо человека, обретшего наконец смысл своего существования. Правда, не было вокруг никого, кто бы мог разглядеть это на его лице и услышать тихую проникновенную музыку, звучавшую вокруг них в то время, когда они волокли его труп к выгребной яме за высоким забором.
Триамазикамнов
Род Константина Наоборотова (ныне Триамазикамнова) идет от греческих купцов и южных помещиков. Все его предки, насколько он знал, были упрямцами и однодумами, живущими наперекор судьбе. Его прадед Алексис Панагопулас — ударение на о — ездил из Халкидик в Одессу от фирмы, торговавшей оливковым маслом, орешками и прочими греческими артикулами, да замешкался, когда началась большевистская заварушка. Думал, что все войдет в колею и не спешил возвращаться домой еще и потому, что влюбился в красавицу и певунью Светлану Сикорскую, дочь директора знаменитой Одесской оперы. И восемнадцатилетняя Светлана отвечала ему взаимностью.
Шел 1918 год, время было бедовое, грозящее обернуться еще большими несчастьями. По улицам толпами шаталась пьяная босячня и биндюжники, а проститутки из портовых борделей визжали и размахивали плакатами с призывом поскорее делать мировую революцию и переворачивать все что можно с ног на голову. По ночам те же демонстранты врывались в квартиры, грабили и насиловали, а потом прогуливали награбленное и опять шли на улицы шуметь и требовать справедливости. Оперный театр тем не менее работал и рестораны на Дерибасовке были открыты круглые сутки. Там пели скрипки и плясали цыганки, но на Молдаванке и в Бугаёвке взрывались бомбы, а в Ланжероне и на Малом Фонтане хозяйничали контрабандисты.