Великий тайфун
Шрифт:
Софья подала сестре пальто. Александра со спокойным безумием в глазах взяла пальто.
В «Национальном совете», занявшем здание Исполкома, сестер пропустили к члену совета доктору Шпачеку. Крупный, плотный пожилой человек бегающими, как у вора, глазами взглянул на Софью, подошедшую к его столу, потом на Александру, оставшуюся у двери.
Не поднимая больше глаз на них, он торопливо написал и дал Софье два пропуска.
Страшное
Вернувшись домой, Софья рассказывала матери:
— Костя лежал на деревянной койке. Его невозможно было узнать: голова разбита, мозг вывалился; волосы слиплись от крови; лицо обезображено, глаз выбит; не осталось ни одной черты, по которой можно было бы узнать его. Мне казалось, что это не Костя, но руки… Ты знаешь, у него ладони все были испещрены линиями. Он как-то показал мне руку и спросил: «Ты умеешь гадать? Погадай, долго ли я проживу». У него была длинная линия жизни. Я сказала ему. Он смеялся… Вот я и узнала его только по рукам…
Магдалина Леопольдовна качала головой и плакала.
— Шура как помешанная, — продолжала Софья, — ходила за мной как тень, не проронила ни слова.
Послышался плач ребенка.
— У нее пропало молоко, — сказала Магдалина Леопольдовна. — Я пойду, надо кормить Гогу.
В даче стало тихо, только голос ребенка, когда он просыпался, нарушал тревожную тишину. Александр Федорович ходил подавленный смертью зятя.
На следующий день Александра положила в сумку два широких бинта, китайское вафельное полотенце, красного зайчика из папье-маше и погремушку.
— А игрушки зачем берешь? — спросила в недоумении Софья.
— Положу в гроб Косте.
Софья посмотрела на сестру, и ей стало страшно за ее рассудок.
Перед их уходом пришел живший неподалеку врач — посмотреть заболевшего ребенка. Он сказал Магдалине Леопольдовне:
— Надо, чтобы дочь ваша плакала. Это нехорошо, что она не плачет: могут быть тяжелые сдвиги в ее психике. Надо обязательно плакать.
— О, матка бозка! Как же я заставлю ее плакать, если у нее нет слез? Она молчит и совсем не своя.
— Вот это и плохо, что «не своя».
Магдалина Леопольдовна сказала дочери:
— Ты поплачь, Шура. Будешь класть Костю в гроб поплачь. Тебе легче будет.
Александра ответила:
— Хорошо.
Но она не плакала. Придя с Софьей в лагерь, в эту жуткую комнату, где лежал труп ее мужа, она обвязала изуродованную голову Кости полотенцем и забинтовала.
Солдаты внесли гроб. С удивлением смотрели они, как Александра, вынув из сумки зайчика и погремушку, клала их в руки Косте.
Поздно вечером к Солисам пришли два чешских солдата.
Войдя нерешительно на кухню, они сняли фуражки, попросили Магдалину Леопольдовну на ломаном русском языке:
— Мы хотели видеть жену Константина Суханова.
Магдалина Леопольдовна позвала дочь.
Александра вышла и устремила на солдат гневный взгляд.
— Мы — чешские солдаты, легионеры… — начал было один из них.
— Я вижу, — враждебно прервала его Александра. — Что вам надо? Зачем вы к нам пришли?
— Мы хотели сказать, — снова начал тот же легионер, — об этом ужасном событии…
— Вы хотели сказать — о своем злодействе? — перебила его Александра.
— Не обвиняйте нас! — с отчаянием в голосе проговорил второй легионер. — Мы не виноваты в крови вашего мужа. Я сам рабочий. Мой товарищ — портной… Наш полк отказался выступить. Мы арестовали своих офицеров, но нас окружили, обезоружили и отправили на Русский остров. Тридцать человек наших товарищей арестованы и преданы суду…
Его перебил первый легионер:
— Распоряжение убить дал тайно комендант лагеря, а ему приказали другие…
— Негодяи говорят, — снова заговорил второй легионер, — что товарищ Суханов хотел бежать. Они лгут. Он просто был убит выстрелом сзади, в затылок, когда его вели в тюрьму. Об этом теперь знает весь гарнизон.
— Все честные люди омрачены убийством, — продолжал первый легионер. — Нас послали товарищи сказать вам, чтобы вы… чтобы родители товарища Суханова… чтобы русский народ… не думали, что мы все такие, как те, кто убил вашего мужа. Много чехов в Красной гвардии. Это не слова. Это правда. Мы знаем, что это мало утешит вас в вашем большом горе…
Александра закрыла руками лицо.
— Но мы хотели, — продолжал легионер, — чтобы вы знали истину…
— Спасибо, — сказала Александра и вышла из кухни.
Легионеры виновато помяли фуражки и, сказав Магдалине Леопольдовне «до свидания», удалились.
Никто из домашних долго не мог решиться сообщить Александру Васильевичу страшную весть. Когда же ему наконец сказали — это было в его кабинете, — он вскочил с кресла и крикнул в ужасе:
— Убили?
Озираясь по сторонам, точно ища опоры и словно не понимая того, что ему сказали, он хрипло, почти шепотом, проговорил:
— Костю?.. Убили?..
Наконец он как будто понял значение этих слов, весь ужасный смысл их и исступленно закричал:
— Кто убил? — и стукнул палкой об пол.
Старику все стало ясно. Ноги у него подкосились, он весь ослабел, задрожал.
— Убили… убили… — беспомощно бормотал он, топтался, похрамывая, на месте. — За что убили? За что? — Губы у него затряслись.