Великое восстановление наук, Разделение наук
Шрифт:
К критике прежде всего относятся тщательная редакция и издание исправленных текстов известных авторов; такой труд равно оказывает честь самим авторам и помощь учащимся. Однако в этом деле немало вреда принесло чрезмерное рвение некоторых исследователей. Большинство критиков усвоило себе правило, встречаясь с каким-нибудь непонятным им местом текста, сразу же предполагать ошибку в рукописи. Например, в том месте у Тацита, где некая колония просит у сената права убежища: Тацит рассказывает здесь, что император и сенат выслушали эту просьбу не слишком благосклонно и поэтому послы, сомневаясь в успехе своего дела, дали крупную сумму денег Титу Винию, с тем чтобы он оказал им покровительство, и таким образом добились успеха. "Тогда-то, -- говорит Тацит, -- старинный авторитет колонии приобрел значение" ^, давая понять, что аргументы, которые раньше представлялись маловажными, тогда, когда к ним присоединилась взятка, получили новый вес. А один критик, весьма известный, зачеркнул слово "тогда" (tum) и заменил его словом "такой" (tantum). И благодаря этой порочной практике критиков, как кто-то очень умно заметил, "издания, наиболее тщательно выправленные, часто являются наименее надежными". Более того, скажем откровенно, если сами критики не будут достаточно эрудированы в той области, которой посвящены издаваемые ими книги, их добросовестность не сможет избавить их от ошибок.
Во-вторых, к критике относятся толкования и пояснения авторов, комментарии, схолии, примечания, собрания лучших мест и т. п. В такого рода исследованиях некоторых критиков поразила какая-то страшная болезнь, выражающаяся в
В-третьих, критика включает в себя и составление кратких оценок творчества издаваемых авторов (отсюда и само название этой дисциплины), сравнение их с другими писателями, разрабатывающими аналогичные проблемы. Такие оценки должны руководить учащимися в выборе книг и в то же время лучше подготовить их к самому чтению. И это последнее составляет самую важную сторону деятельности критиков, в которой, по крайней мере в наше время, прославились некоторые крупные ученые, во всяком случае значительно более крупные, чем это предполагает их скромная профессия критиков.
Что же касается педагогики, то проще всего было бы ограничиться советом: "Бери за образец школы иезуитов", так как в настоящее время в области воспитания нет ничего лучше этих школ. Однако в соответствии с нашим порядком мы дадим здесь несколько советов, обратив внимание на некоторые упущенные моменты. Прежде всего мы всячески одобряем и поддерживаем воспитание детей и юношества в колледжах, а не дома под руководством частных учителей, В колледжах у детей рождается дух соревнования между сверстниками; а кроме того, у них всегда перед глазами строгий облик требовательных учителей, воспитывающий в них скромность и с первых шагов формирующий детские души на лучших примерах; наконец, вообще воспитание в колледжах имеет множество преимуществ. Что же касается порядка прохождения материала и методики обучения, то здесь мне прежде всего хотелось бы предостеречь от всякого рода сокращенных изложений материала и от той торопливости в обучении, которые превращают учеников в зазнаек и больше кричат о своих великих успехах, чем действительно их добиваются. Кроме того, в какой-то мере необходимо способствовать свободе умственных интересов учащихся, и, если ученик, выполнив все обязательные задания, сумеет выкроить себе время для занятий любимым делом, его. ни в коем случае не следует сдерживать. Далее, было бы весьма полезно обратить самое тщательное внимание (а это, пожалуй, до сих пор не было сделано) на то, что существуют два прямо противоположных метода подготовки, развития и упражнения умственных способностей человека. Первый начинает с наиболее легкого и постепенно приводит к более сложному; второй же с самого начала настойчиво требует выполнения наиболее сложных задач, с тем чтобы, когда самое трудное будет постигнуто, изучение более легких вопросов могло доставлять учащемуся лишь одно удовольствие. Первый метод равносилен тому, чтобы начинать плавать с пузырями, которые поддерживают тело в воде; второй -- все равно, что начинать танцевать в тяжелых башмаках, метающих движению. И нетрудно догадаться насколько рациональное соединение этих методов способствует развитию как душевных, так и физических способностей человека. Точно так же исключительно важным и требующим серьезного размышления делом является организация и выбор занятий в соответствии с характером умственных способностей учащихся. Учителя обязаны хорошо изучить и понять характер природных способностей учеников, чтобы иметь возможность дать родителям разумный совет относительно того рода деятельности, который им лучше избрать для своих детей. Вместе с тем нужно несколько внимательнее отнестись и к тому, что правильный и разумный отбор предметов занятий не только приводит к значительным успехам в той области, к которой учащийся проявляет свои природные склонности, но и дает средства помочь ему также и в тех областях, к которым он по своей природе оказывается совершенно неспособным. Например, если кто-то по складу своего ума совершенно не способен останавливаться так долго, как это необходимо, на одном предмете, но, подобно птице, перескакивает в своих мыслях с одного предмета на другой, то здесь могут оказать существенную помощь занятия математикой, где приходится начинать заново все доказательство, если мысль хотя бы на мгновение отвлечется в сторону. Совершенно очевидно также, что очень большая роль в обучении принадлежит упражнениям. Однако только очень немногие заметили, что необходимо не только разумно организовать упражнения, но и разумно их время от времени прерывать. Ведь Цицерон очень верно заметил, что "в упражнениях обычно развиваются как способности, так и недостатки" ^, в силу чего иной раз дурная привычка приобретается и закрепляется одновременно с хорошей. Поэтому лучше иногда прервать упражнения, а затем вновь возобновить их, чем беспрерывно и упорно продолжать их. Но об этом достаточно. Конечно, эти вещи на первый взгляд представляются не столь уж значительными и важными, однако они весьма полезны и практически необходимы. Ведь подобно тому как на дальнейшее развитие растений огромное влияние оказывают те благоприятные или неблагоприятные условия, в которых они находились в начале своего существования, или подобно тому как некоторые вполне основательно приписывают огромный рост и успехи римской империи заслугам и мудрости тех шести царей, которые в период младенчества этого государства были как бы его опекунами и кормильцами, так и воспитание и культура, приобретенные в детском или юношеском возрасте, обладают такими силами, хотя и скрытыми и недоступными постороннему взору, равных которым невозможно приобрести долгими годами настойчивого и напряженного труда.
Не лишним будет также отметить, что способности даже в вещах не очень важных могут иногда производить серьезный и весьма значительный эффект, если они выпадают на долю незаурядных людей или проявляются в великих событиях. Мы приведем один весьма знаменательный пример и сделаем это тем охотнее, что иезуиты, по-видимому, отнюдь не пренебрегают этим средством и, как мне кажется, имеют на то весьма разумные основания. Речь идет о занятии, которое, являясь профессией, не пользуется никаким уважением, но, становясь одним из средств обучения, оказывается очень полезным. Мы имеем в виду игру актера в театре, поскольку она укрепляет память, развивает голос и четкость произношения, придает благородство облику и жестам, в немалой степени воспитывает уверенность в себе и, наконец, вообще приучает молодежь находиться перед большим стечением людей. В качестве примера мы приведем то место из Тацита, где он рассказывает о некоем Вибулене, бывшем актере, служившем тогда в одном из Паннонских легионов. После смерти Августа он поднял мятеж, и префект Влез вынужден был заключить в тюрьму некоторых из мятежников. Воины же, напав на тюрьму, взломали двери и освободили их. И вот Вибулен, обращаясь с речью к воинам, начал так: "Вы возвратили свет солнца и жизнь этим невинным страдальцам, но кто вернет жизнь моему брату, кто вернет мне моего брата? Влез приказал своим гладиаторам, которых он держит и вооружает на погибель воинам, зарезать его этой ночью, так как он был послан из войска Германика к вам для переговоров о наших общих интересах. Отвечай, Влез, куда бросил ты труп? Даже враги не отказывают погибшим в погребении. Когда я утешу свою скорбь рыданиями и поцелуями, прикажи зарезать и меня самого, лишь бы они могли похоронить нас, убитых не за какое-то преступление, но потому что мы радели за интересы легионов" ^.
Мы подошли, наконец, к концу нашего трактата о науках, изучающих деятельность разума. И хотя мы иногда отступали здесь от принятого деления, однако же пусть никто не считает, что мы вообще отвергаем все те подразделения, которые мы здесь не использовали. Отступить от принятого деления нас заставили соображения двоякого порядка. Во-первых, потому, что эти две задачи -- а именно свести в один класс явления, близкие по своей природе, и свалить в одну груду вещи, практически необходимые, -- совершенно различны по своей направленности и цели. Например, всякий королевский секретарь или государственный чиновник в своем кабинете разложит бумаги, несомненно, таким образом, что объединит вместе все аналогичные по своему характеру документы: он положит отдельно договоры, отдельно поручения, отдельно дипломатическую почту, отдельно внутреннюю переписку и т. п.
– каждую группу документов отдельно. И наоборот, он сложит в какую-нибудь отдельную шкатулку вместе все те бумаги, которые, по его мнению, несмотря на их различный характер, могут ему одновременно понадобиться. Точно так же и в этом всеобщем объединении наук нам следовало установить их деление в соответствии с природой самих вещей, в то время как если бы нам нужно было рассмотреть какую-то частную науку, то мы скорее приняли бы деления, приспособленные к нашим практическим нуждам. Второе соображение, заставившее нас изменить принятому делению, состоит в том, что присоединение к существующим наукам тех дисциплин, которые еще должны быть созданы, и объединение их в общее целое неизбежно должно было повести за собой изменение в разделении самих наук. Чтобы пояснить эту мысль, допустим, что в настоящий момент мы располагаем 15 науками, а с присоединением тех, которые должны быть созданы, их будет 20. Я утверждаю, что делители числа 15 не являются теми же, что и делители числа 20, ибо делители числа 15 суть 3 и 5, а делители числа 20 суть 2, 4, 5 и 10. Таким образом, ясно, что иначе невозможно было поступить. Но о логических науках сказано достаточно.
* КНИГА СЕДЬМАЯ *
Глава I
Разделение этики на учение об идеале и ееоргики души *. Разделение идеала (т. е. блага) на простое благо и относительное благо. Разделение простого блага на благо личное и благо общественное
Итак, великий государь, мы подошли к этике, которая наблюдает и изучает человеческую волю. Волю направляет правильно организованный разум, но сбивает с пути кажущееся благо. Волю приводят в действие аффекты, прислуживают же ей органы тела и произвольные движения. Об этом говорит Соломон: "Прежде всего, сын мой, береги сердце свое, ибо от него исходят все действия жизни" ". Пишущие об этой науке мне кажутся очень похожими на человека, который обещает научить искусству письма, а вместо этого только показывает прекрасные образцы отдельных букв и их сочетаний, но не говорит о том, как нужно водить пером и как писать эти буквы. Точно так же и авторы трактатов по этике показали нам прекрасные и величественные образцы блага, добродетели, долга, счастья и дали тщательные описания или изображения этих вещей, являющихся истинными объектами и целями человеческой воли и стремления. Но о том, каким образом можно лучше всего достичь этих замечательных самих по себе и прекрасно поставленных философами целей, т. е, какие средства и действия необходимы для того, чтобы заставить наш ум стремиться достигнуть этих целей, они или вообще ничего не говорят, или говорят весьма поверхностно, и такие рассуждения приносят мало пользы. Мы можем сколько угодно рассуждать о том, существуют ли нравственные добродетели в человеческой душе от природы, или они воспитываются в ней, торжественно устанавливая непреодолимое различие между благородными душами и низкой чернью, поскольку первые руководствуются побуждениями разума, а на вторых действуют лишь угрозы или поощрения; мы можем весьма тонко и остроумно советовать выправлять человеческий разум, подобно тому как выпрямляют палку, сгибая ее в противоположном направлении ^; мы можем одну за другой высказывать кроме этих и множество других аналогичных мыслей, однако все эти и им подобные рассуждения ни в коей мере не могут возместить отсутствие того, что мы требуем от упомянутой науки.
Я полагаю, что причиной этого упущения является тот подводный камень, разбившись о который столько кораблей науки потерпело кораблекрушение: речь идет о том, что ученые считают неприличным заниматься вещами обыденными и простыми, недостаточно тонкими для того, чтобы исследовать их, и недостаточно важными для того, чтобы принести славу их исследователю. Трудно даже сказать, сколько вреда принесло науке то, что люди из-за какого-то врожденного высокомерия и тщеславия избирают себе только такие предметы и такие методы исследования, которые могут лишь лучше и эффектнее показать их способности, отнюдь не заботясь о том, какую пользу смогут извлечь читатели из их сочинений. Сенека прекрасно сказал, что "красноречие вредит тем, в ком оно вызывает любовь к самому себе, а не к делу" *, ибо сочинения должны быть такими, чтобы возбуждать в читателе любовь к самому предмету исследования, а не к его автору. Следовательно, только те идут по правильному пути, кто может сказать о своих советах то, что сказал Демосфен, и завершить их следующими словами: "Если вы все это сделаете, то не только будете сейчас хвалить оратора, но и сможете вскоре похвалить самих себя, поскольку улучшится ваше положение" ^ Я же, Ваше Величество, если уж говорить о себе, и в том сочинении, которое пишу сейчас, и в тех, которые собираюсь написать в будущем, сознательно и охотно весьма часто приношу в жертву благу человечества достоинство моего таланта и славу моего имени (если я в какой-то степени ими обладаю); и я, которому, может, следовало быть архитектором в философии и других науках, становлюсь простым рабочим, грузчиком и вообще чем угодно; та, поскольку другие по своей врожденной гордости избегают множества вещей, которые тем не менее совершенно необходимы, я сам беру на себя их исполнение. Но вернемся к тому, о чем мы начали говорить. Философы избрали для себя в этике прекрасный и благодатный материал, дающий им возможность лучше всего продемонстрировать либо остроту своего ума, либо силу красноречия. Что же касается тех вещей, которые чрезвычайно важны для практики, то, поскольку эти вещи не столь блистательны, они их в большинстве случаев вообще упускают из вида.
Однако эти столь выдающиеся люди не должны были бы отчаяться в возможности разделить судьбу, подобную той, которую осмелился предсказать себе и которой действительно достиг поэт Вергилий, снискавший себе славу красноречивого, умного и ученого человека в равной мере как изложением своих сельскохозяйственных наблюдений, так и повествованием о героических деяниях Энея.
Не сомневаюсь я в том, как трудно это словами
Преодолеть и вещам дать блеск ограниченным должный ^.
Действительно, если бы эти люди всерьез захотели писать не праздные сочинения для праздного чтения и на деле заботились об устройстве и организации практической жизни, то эти скромные георгики человеческой души должны были бы обладать для них не меньшей ценностью, чем знаменитые героические изображения добродетели блага и счастья, на создание которых было потрачено столько труда и усилий.
Таким образом, мы разделим этику на два основных учения: первое -- об идеале (exemplar) или образе блага, и второе -- об управлении и воспитании (cultura) души; это второе учение мы называем "Георгики души". Первое учение имеет своим предметом природу блага, второе формулирует правила, руководствуясь которыми душа приспосабливает себя к этой природе.
Учение об идеале, которое изучает природу блага, рассматривает благо либо как простое, либо как относительное, иначе говоря, оно исследует роды или степени блага. Только христианская вера отбросила наконец бесконечные рассуждения и спекуляции относительно высшей степени блага, которую называют счастьем, блаженством, высшим благом, являвшимися для язычников чем-то вроде теологии. Ведь как Аристотель говорит, что "юноши тоже могут быть счастливыми, но только в своих надеждах", так и христианская вера учит нас, что все мы должны поставить себя на место юношества для того, чтобы не помышлять ни о каком ином счастье, кроме того, которое заключено в надежде ".