Великолепные гепарды

Бушков Александр Александрович

Машина выезжает за черту города – видимо, резидент обожает свежий воздух. Я незримо присутствую рядом с сослуживцем и другом, одним из тех парней, о которых по высшей справедливости нельзя говорить без красивых слов, я знаю, что сейчас его убьют, но я бессилен что-либо изменить. Я остаюсь зрителем, бесплотным духом. Все уже свершилось полгода назад. Спириты пламенно уверяют, что души умерших постоянно незримо присутствуют рядом с нами, видят каждое наше движение, слышат каждое наше слово. Хочется верить, что это неправда, – иначе какой пыткой было бы хваленое бессмертие души, ее способность все видеть и все знать, и полнейшее бессилие что-либо изменить…

Автоматически открывается калитка, чугунное

кружево, автомобиль тормозит у белой виллы, двое поднимаются на крыльцо, и я бесплотно иду следом, и вот уже Дарин с непроницаемым лицом идет навстречу осанистому типу в золотом пенсне. И падает на ковер лицом вниз. Тип в золотом пенсне недоуменно и растерянно оглядывается – он явно такого не ожидал. Из-за портьеры появляется человек с пистолетом, и уж его-то я знаю как облупленного – Визенталь, он же Серый Антихрист. Теперь мне все ясно – где был прокол, кто недоучел и что. Значит, вот так. Визенталь. Бывший майор военной разведки одного маленького, но чрезвычайно воинственного государства в те времена, когда еще существовали национальные армии и разведки. Теперь притворяется мирным рантье и притворяется, надо отдать ему должное, чрезвычайно непробиваемо. До сих пор мы так и не смогли доказать, что Визенталь и Серый Антихрист – одно и то же лицо. Теперь – другое дело. Виллу мы эту найдем. Трупы в подвале выкопаем. Перевернем все вверх дном, найдем отпечатки пальцев, свидетелей, теперь мы твердо знаем, что Визенталь там был, и будем танцевать от этой печки. Визенталь сейчас в Мехико, беззаботно глазеет на старинные здания и покупает поддельные антики – ну что ж, пусть пока погуляет…

Стоп, стоп. Что же, я поверил, будто передо мной машина времени? Может быть; все это обман. Может быть, Алиса владеет гипнозом. Впрочем, проверить нетрудно…

– Некоторые очень пугаются, – сказала Алиса. – А у тебя крепкие нервы.

– Есть немного, – сказал я.

Она стояла, сунув руки в карманы курточки, легонько покачиваясь с пятки на носок. Сколько людей до меня смотрели в глаза этому льву, и что они заказывали?

Если это не гипноз, следовало бы окружить памятник танками… Многие дали бы отрубить себе руку, лишь бы узнать, какие бумаги просматривали и что делали в недалеком прошлом некоторые мои коллеги, – прошлое означает и то, что произошло минуту назад… А ревнивые мужья, мелкие жулики, желающие подсмотреть код сейфа, нечистоплотные бизнесмены и просто грязные типы, которых манит соседская спальня? Но если это всего-навсего гипноз, каким дураком я буду выглядеть, потребовав охранять памятник? Черт возьми, неужели начались порожденные здешними чудесами дилеммы? Зябко стало от такой мысли.

Меня тянуло спрашивать и допрашивать, но я молчал. Успеется. Выпрямился, глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, посмотрел в сторону моря. Небо в эту ночь было чистое, звездное, сверкали огни города, над ними метались алые росчерки метеоритов, а над метеоритами…

Над метеоритами, над городом, стояла радуга – пронзительно чистое семицветье. Одним концом она упиралась в искристо поблескивающее море, второй терялся в мельтешений городских огней. Самая настоящая радуга, на полнеба. Самая красивая и яркая из всех, какие я видел в своей жизни.

Над радугой висела Луна, огромная, круглая, пухлая, в темных пятнах безводных морей. Зеленая Луна. Цвета весенней травы, молодой листвы, драгоценного камня изумруда и девичьих глаз. Луна, которой не положено быть такого цвета. Луна может быть белой, желтой, иногда красной, но никогда – зеленой.

Что могло уверить меня в том, что я не сплю и не сошел с ума? Успокоила трезвая и спокойная мысль – они начинали точно так же, Некер и Лонер. Они тоже в свое время столкнулись с чем-то необычным, не лезущим ни в какие рамки, лежащим на грани ирреальности (хотя кто ее

определит, эту грань?). Они тоже должны были ощутить растерянность и боязнь за свой рассудок. Может быть, они чересчур испугались за свой рассудок и оттого утратили его? Так что мне следует ничему не удивляться. Помнить, что я нахожусь в Стране Чудес и вести себя соответственно. Повстречается гном или призрак – не креститься, не бежать к психиатру, а достать магнитофон и снять допрос.

– Испугался? – спросила Алиса с интересом.

Я вразвалочку подошел к ней, взял за плечи и заглянул в глаза. Она преспокойно улыбалась.

– Ну? – спросил я.

– Вообще-то мне мама не разрешает целоваться с незнакомыми мужчинами…

– Приятно видеть, что еще встречаются девушки, свято следующие родительским заветам, – сказал я. – Это меня умиляет, я сентиментален… Не передергивай, речь не о поцелуях. Ты меня специально сюда притащила? Попугать?

– Вовсе я тебя не пугала. Развлекала, как могла. Журналисты обязаны любить необычное, не правда ли? Ты доволен?

– Еще как.

– Прекрасно, – сказала она.

– Поздно уже. Поехали?

Я посмотрел на радугу и зеленую Луну, фантастическим орденом на диковинной ленте сиявшие в исцарапанном метеорами небе. Надо будет спросить о них Зипперлейна. В отчете Лонера ни о чем подобном нет ни слова. Впрочем, язык не поворачивается именовать отчетом этот коктейль из первобытных страхов и мазохистских заверений в собственном бессилии. Отчета Некера у нас нет, и вряд ли мы его когда-нибудь получим. У нас есть только я, а у меня пока что ничего нет… Мы мчались по ночному городу.

– Отвезти тебя домой? – прокричала Алиса.

– Поезжай к себе, – ответил я. – Я тебя провожу как бы. В лучших традициях.

Не стоило, разумеется, уточнять, что мне нужно было узнать ее адрес. Вскоре мотороллер остановился у одноэтажного дома, стоявшего в маленьком саду.

– Ну, прощаемся? – сказала Алиса. – Если захочешь новых чудес, рада буду послужить мировой журналистике.

– Послушай, а как ты сама оцениваешь эти чудеса и что о них думаешь?

– Интервьюируешь?

– Конечно.

– Видишь ли, мне не нужно о них раздумывать, – сказала она. – Потому что у меня есть знакомый, который знает все.

– Для меня это просто клад, – сказал я беспечно. – Познакомишь.

– Если хочешь.

– Ну, журналист я или нет! Это, часом, не Герон? Мне говорили, будто Герон все знает.

– Никогда о таком не слышала, – сказала Алиса (что было вполне естественно, так как Герона я выдумал только что). – Моего знакомого зовут Регар. Даниэль Регар. Слышал?

Она открыла калитку, завела мотороллер во двор и закатила его к маленькому гаражу в глубине сада. Из-за кустов вышла большая спокойная собака, покосилась на меня, рыкнула для порядка и пошла следом за Алисой, махая хвостом.

Собака ее знает. Гараж она открыла Своим ключом. Похоже, она здесь действительно живет. Так что можно отправляться восвояси.

И я пошел прочь. Итак, девочка из очень приличной семьи, которая довольно неискусно подставилась мне (девочка, а не семья) и привела к памятнику. Кому-то нужно было, чтобы я осмотрел памятник? Кто-то ненавязчиво хотел облегчить мне знакомство со здешними чудесами?

Другого объяснения нет. Неизвестный… нет, не доброжелатель, гид. Так оно вернее. И – ни капли случайности. Весь мой опыт протестует против попытки записать это знакомство в случайные. У меня есть кое-какой опыт, а у милой девочки Алисы его нет, и играть она не умеет. А самую большую промашку допустила только что – сказала, что позвонит мне, но я-то ей не давал адреса и телефона, словом не обмолвился. Значит, они меня уже ведут. Быть может, с первой минуты. Но кого представляет милая девочка Алиса? А кого, интересно бы знать, представляет Регар?